Полицейский, увидев дядю, вскочил:

— Родственника вам привезли!

— Садись! — приказал дядя.

Полицейский сел. Дядя всё так же тихо прошёл к окну. Подозвал Федюню. Накинул полотенце на плечи.

У дяди были маленькие голубые, ясные глаза.

— Имя! — вдруг скомандовал он.

— Федя.

— Как отца звали?

— Пётр.

— Мать как?

— Анной.

— Деда?

— Филипп.

— Где родился?

— Деревня Гольцево.

— Как попал в Петербург?

Федюня молчал.

— Как попал в Петербург?

— К царю приехал.

Дядя потёр рукой лоб.

— Иди, Ерёмин! — сказал он полицейскому. — Спасибо. Это вроде и вправду мой племянник. Сын брата моего… Ну, Лёвкин, — обратился он к Федюне, — пошли.

ГЛАВА III

— Отец умер? — спрашивал дядька. — Хороший он был человек, твой отец, но неумный. Мы ещё в детстве, помню, ходили картошку воровать. Не воровать, а рыть то есть на соседском огороде. А отец твой чучело на огороде увидел и давай смеяться. Стоит и смеётся. Тут его сосед и поймал.

Дядька улыбнулся. Твёрдое лицо его задвигалось.

— А то ещё помню: принёс он домой белую бабочку и стал её всем показывать. А этих бабочек в деревне тьму можно наловить… Ну да ладно. — Дядька перекрестился.

Федюня заметил, что дядька часто спрашивает об одном и том же, но каждый раз по-другому.

— Когда отец умер?

— В каком месяце?

— На какой день?

Словно бы не верит Федюне.

Заметив на щеке у Федюни слезу, дядька перестал задавать вопросы. Глаза у дядьки были все такие же ясные, только ещё голубее от дневного света. Дядька замолчал. Долго сидел молча. Совсем неподвижно. Несколько раз поглядывал на Федюню, потом снова отводил взгляд.

— Вот что, — сказал он, — о царе думать забудь, не ходи к нему, сами разберёмся. Я тебе помогу. Беру тебя временно на воспитание, — сказал он. — Жить будешь у меня, есть для тебя хорошее дело. Одежду куплю. Выучу. Выведу в люди. — Дядька встал. — Ну всё. Пора. Вера! — позвал он женщину в передничке. — Купишь мальчику одежду, накормишь и пострижёшь. Буду вечером.

В парадном ухнула дверь.

Федюня всегда знал, что сказки сбываются. Но то, что происходило с ним, было самой удивительной из сказок. Не успел он приехать в Петербург, как нашёл дядьку, да к тому же дядька оставляет его у себя.

В комнату вошла рябая Вера, взяла Федюню за руку и отвела в ванную комнату. Там Федюня мылся и тёр всего себя щёткой. Потом Вера принесла совершенно целые штаны и рубаху. И, наконец, Федюню постригли у парикмахера.

— Можешь теперь погулять, — сказала Вера сердито, — только далеко не уходи.

— Хорошо, — ответил Федюня.

В стёклах витрин отражался мальчик. Он шёл и вертел головой.

«Вот бы мамка увидела меня… — думалось Федюне. — Как-то она там? Верно, плачет. Не плачь, мамка, — говорил Федюня сам себе, — я денег заработаю. Отчима прогоним. А за меня не горюй».

Перед ним открылась просторная серая река. Вдали мерцала ещё одна золотая игла. Рыбак качался в лодочке недалеко от берега. И столько было простора, что сердце сжималось.

…Третью неделю Федюня сидел дома. Дядька просил его на улицу ходить пореже. Дома было скучно. Рябая Вера разговаривала мало. Сергей Филиппович тоже.

Ночами Федюня даже плакал.

Однажды утром дядька скомандовал:

— Вставай. Поедем в гости.

— В какие гости? — спросил Федюня.

— В обыкновенные. Чай пить будем!

Федюня быстро оделся. Ехали на пролётке. Приехали в большой дом, тоже в красивую квартиру. Встретил их вежливый человек с бородой и усами.

— Здравствуй! Меня зовут Александр Герасимович. А тебя как? — Господин вышел из-за письменного стола.

— Меня — Федюней.

— Какое имя! — сказал Александр Герасимович.

Он достал маленькую щёточку и причесал бороду.

— Расскажи нам, Федюня, о том, что ты любишь.

Дядька поставил стул сбоку стола и сел.

Федюня улыбнулся:

— Раков люблю ловить на тухлое мясо. А ещё сны вижу. Про ангелов.

— Про ангелов? — сказал Александр Герасимович. — Это великолепно.

— Ну да, — сказал Федюня. — Снилось мне: стоят ангелы по бокам, один с веткой, а другой с кольцом в ухе, а посередине сидит царь на табуреточке.

— Удивительно! — воскликнул Александр Герасимович. — Значит, ты в бога веруешь?

— Верую.

— Это приятно. А читать где научился?

— В приходской школы, — ответил Федюня.

— Не в школы, а в школе, — сказал Александр Герасимович. — Царя любишь?

Федюня кивнул головой.

— Мы тебе и поможем к нему попасть, только не сейчас, а чуть позже, — сказал Александр Герасимович, — а теперь на минуточку выйди в коридор.

Федюня вышел. Дядька притворил за ним дверь и подошёл к столу:

— Слушаю!

— Вот что, Лёвкин, — сказал Александр Герасимович, — мальчика можно готовить потихоньку. Прежде всего пусть учится наблюдать и запоминать. Сейчас можешь быть свободен.

— Слушаю-с!

— Дяденька Сергей, — спросил Федюня, когда они ехали назад домой, — дяденька Сергей, а где это мы были?

— У хороших людей, — ответил дядька.

— У очень хороших? — переспросил Федюня.

— У очень, — ответил Сергей Филиппович.

ГЛАВА IV

Из кабинета доносился крик. Федюня слышал обрывки спора.

— Отдай мальчика, Сергей!!! — громко сказал кто-то.

— Не отдам! — громко отвечал дядька кому-то.

— Нет, отдашь! — ещё громче сказал кто-то. — У меня письмо от сестры. Она просит помочь мальчишке. Вот, писарь за неё написал.

— Не отдам!! — сказал дядька. — Я его беру на воспитание. Приспособлю к делу.

— Знаю я твоё дело!

Федюня открыл дверь.

Тот, кто спорил с дядей, был на него похож, но выше ростом.

— Познакомься, — сказал Сергей Филиппович, — это ещё один твой дядя — Сидор, мой родной брат. Большевик. А вернее, бунтовщик. Хочет тебя забрать к себе.

Федюня прижался к руке Сергея Филипповича:

— Не. Не поеду. Не хочу.

— Убедился?! — сказал брату Сергей Филиппович. — И больше не смей ко мне ходить.

Сидор Филиппович встал. Двигался он медленно.

— Пугаешь? — спросил он.

— Запугиваю, — ответил Сергей Филиппович.

— Ты же мальчишку погубишь, — сказал Сидор Филиппович.

Сергей Филиппович побледнел.

— Уйди отсюда! — сказал он.

— Уйду, — сказал Сидор Филиппович, — ты пока сильнее. Слушай, племянник, — обратился он к Федюне, — если чего будет не так, прибегай на Путиловский. Спросишь в модельной Лёвкина. Это я.

Сидор Филиппович направился к выходу. Не оборачиваясь, ушёл. Сергей Филиппович вздохнул и закурил папиросу «Дюшес».

— Ну, пора поговорить о главном, — сказал он. — Слушайся меня и станешь, как я, начальником. Я