Екатерина Бакулина ТЕНИ ХОЛОДНОГО МОРЯ

1

Шшшш-шлеп-шлеп. «Левиафан» сонно плескался, ворочаясь с боку на бок, уткнувшись широким носом в доски причала. Откуда-то вынырнула тень, поплыла, колыхаясь на волнах, потом еще одна, и еще… целая стая. Огромные, белые, похожие на лица фарфоровых кукол с запавшими глазами, но только плоские, словно нарисованные, подернутые мелкой рябью. Плохая примета, говорят, даже если тень всего одна, а тут…

К несчастью.

Олуши кричали тревожно и пронзительно.

— Знаешь, — неуверенно начал Улав, — тебе лучше дождаться Андреса. Рыбы ты и сам наловишь, а денег я заплатить не смогу.

Отказывая парню, он чувствовал себя неловко.

Петер кивнул.

Дождь, едва утихший, снова начал накрапывать.

— Как сестренка? Врач был вчера?

— Был, — Петер снова кивнул, поджал губы.

— И что сказал?

— Сказал: «молитесь».

Он отвернулся, засунул руки поглубже в карманы.

Улав вздохнул.

— Все обойдется, — сказал осторожно.

Петер кивнул опять и долго молчал, глядя куда-то в горизонт. Улав похлопал себя по бокам, достал сигареты, задумчиво поболтал пачку в руках и спрятал обратно. Накинул капюшон.

Шелест дождя и шелест волн.

— Ну, тогда я пойду, — сказал Петер наконец.

— Удачи. И передай привет Андресу.

— Угу.

Шшшшшш-шлеп-шлеп-шшшшш, плескались волны, разбиваясь о сваи. Море было под ногами и кругом, на сколько хватало глаз, а над морем скрипучие мостики. Они петляли и извивались, разбегаясь во все стороны, находя для опоры бочки и мели, избегая глубины. Суши здесь не было, только к югу — массивные бетонные платформы Главного Корпуса.

Весь город над водой.

Домой идти не хотелось. Петер шел, не очень-то понимая куда и зачем. В море он сегодня не идет, не с кем — у дяди Андреса рожает жена, а старик Улав не хочет брать его с собой. Можно было пойти порыбачить так, без лодки, но того, что Петер наловил вчера, хватит еще дня на три. Можно не ходить. У него была куча мелких дел, которые надо сделать, но ни одного важного.

«Молитесь», — сказал врач, и смотрел он почему-то не на мать, а на Петера, словно именно он, семнадцатилетний мальчишка, мог что-то изменить.

Что он мог?

Пол ночи сидеть рядом, держать за ручку, успокаивать и рассказывать сказки… Луцинка плакала в полубреду, все боялась чего-то и не могла уснуть.

Пол ночи с ней сидела мать, а он пошел спать.

Вдруг стало страшно — что если пока он тут ходит… что если уже поздно?

Мать возилась на кухне. Она выглянула и тут же снова отвернулась, принялась свою стряпню. Вкусно пахло пирогами и жареной рыбой.

— Это уже ты? Я думала Кайя. Она часа два как пошла за водой, и до сих пор нет. Ты ее не видел?

— Нет, мам.

Кайя старшая сестра, на год старше Петера. Но ему почему-то всегда казалось, что Кайя младше. Может потому, что глупая, у нее одни парни на уме.

Луцинка лежала в комнате одна. Спала, наверное. Петер подошел, присел рядом. Горячая вся, тяжело дышит, со свистом. Намочил и положил на лоб полотенце. Луцинка на секунду открыла глаза, увидела его, губы дрогнули в слабой улыбке. И снова закрыла. Он поправил, аккуратно подоткнул ей одеяло.

Нужно что-то делать.

Лекарств нет. Больницы здесь тоже нет, надо плыть на острова или даже на большую землю, но на это нет денег. Да и если бы были, перенесет ли дорогу маленькая девочка? Отец два года назад не перенес.

— Петер, есть будешь? У меня пироги готовы.

— Нет, мам.

Нужно что-то делать, а сделать ничего нельзя.

Мать сама уже похожа на тень, так осунулась.

Сидеть дома, здесь рядом, нет сил.

— Мам, я пойду поищу Кайю.

Куда она пропала, догадаться не сложно. Вчера вечером вернулась китобойная «Сардинка», уже разгрузилась, Петер видел ее в порту. Говорят, привезли крупного горбача…

А значит вернулся и Мартин.

Мешать не хотелось. Был бы смысл…

Петер глубоко вдохнул холодный сырой воздух. От недосыпа слегка кружилась голова.

Он шел куда глаза глядят. Не важно. Лишь бы куда-то идти и что-то делать, не думать…

Шш-шлеп-шлеп — плескалось море.

На волнах плескалась тень. Сначала Петер не обратил на нее внимание, ну мало ли… эти тени с самого утра тут. Но потом вдруг показалось, что тень плывет за ним. Куда бы ни шел — она всегда рядом. Кружит, ныряет, уходя в глубину, и снова ложится на поверхность, словно зовет его, словно хочет что-то сказать. Или это не одна тень? В порту их было несколько.

Что им нужно?

Некоторые считают, что тени это души умерших, другие, что тени — духи моря, третьи называют их психокинетичскими образованиями, четвертые идут еще дальше, утверждая, что тени — лишь морская пена и больная фантазия. Но таких, последних, здесь не встретишь.

Говорят, тени появляются там, где должна случиться беда. Но говорят и другое — тени как-то связаны с айярами. А это значит — есть надежда.

* * *

Паром с южных островов опоздал почти на час. Петер ждал терпеливо, почти неподвижно стоял у причала, всматривался вдаль.

И не ошибся.

Пассажиров было не много, куда меньше обычного. Они быстро, суетливо покинули паром и тут же растворились в вечерних сумерках, словно за ними по пятам гнался здоровенный кракен. Последними на опустевший причал сошли двое: высокий худой старик и девочка. Издалека, конечно, сложно понять, не видя лица, не видя глаз… но Петер почти не сомневался — это она. Айяра. Небесное пламя. Старик держал ее за руку, она не сопротивлялась, не разговаривала, не смотрела по сторонам, просто стояла, покорно, словно сама была лишь тенью.

Эти двое никуда не торопились. Казалось, все остальные бежали от них… наверно, так и было.

Петер решился не сразу, он долго переминался с ноги на ногу, собираясь с духом, кусал губы. Пока наконец не понял, что девочка смотрит прямо на него. В упор, глаза в глаза даже с такого расстояния. И в этих глазах — отблески огня. Старик тоже смотрит, но иначе, чуть подслеповато, небрежно, по-человечески… но она!

Это было так, словно ударила молния.

Петер вздрогнул и решился наконец.

Это действительно была айяра. Петер никогда раньше не видел их, но вблизи ошибиться было нельзя. Не бывает людей с такими глазами… вроде бы ничего особенного — широко распахнутые, голубые, с пушистыми детскими ресницами, но… но… что в них такого сложно сказать. Там, внутри, глубоко, плещется огонь, этого не видишь, но чувствуешь кожей. Невозможно не чувствовать. Айяра смотрит прямо, словно сквозь тебя, и в тоже время заглядывает в душу, видит насквозь. Волосы дыбом встают от такого взгляда.

Айяра даст, айяра заберет… Жизнь может дать. Вылечит, едва коснувшись, хоть с того света вытащит.