неистовствовал в мыслях, краснел-бледнел, стремился во что бы то ни стало познакомиться. Сейчас в его взгляде появилась задумчивая солидная созерцательность. Лукьянову казалось, красивая женщина может служить украшением чего угодно: улицы, машины, вагона метро, редакционного кабинета. При виде красивой женщины он невольно расправлял плечи, отвлекался от тревог и забот, жизнь казалась интереснее, настроение улучшалось. Раньше Лукьянов не понимал, как можно тратить на женщин деньги? Да зачем, когда и так… Сейчас это, теоретически, естественно, уже не казалось ему диким.

Жена должна была вот-вот вернуться с дежурства. Некоторое время Лукьянов бесцельно слонялся по квартире, потом ему явилась странная мысль. «Иногда я езжу на охоту с друзьями, — подумал он, — заглядываюсь на девиц, а на машинистку с третьего этажа очень даже заглядываюсь. Конечно, просто так, но все же… Сегодня я здесь, завтра на Памире, послезавтра еще где-нибудь, и мне по душе такая жизнь. То есть у меня есть мой личный мир, а… что у нее? Что у нее, кроме чужих вывихов, переломов, разрывов сухожилий и прочих травм? Кроме обедов, стирки, чтения, пылесосного воя? Что за странной подростковой ее задумчивостью? Да, что у нее, кроме… меня? И есть ли у нее… я?»

Жена обычно появлялась в половине десятого. Лукьянов вытащил из-за шкафа маленькую стремянку, подставил в прихожей под антресоли, забрался в душное вместилище пыли и хлама. С трудом втащил за собой стремянку. Прикрыл створки и оказался в полной темноте. Голова по-прежнему болела. Лукьянов прислонился к чему-то мягкому, прикрыл глаза. Он и сам толком не понимал, зачем сюда залез. То ли собирался подшутить над женой, то ли понаблюдать, что она будет делать, вернувшись с дежурства. А если задержится? Долго в пыльной духоте не продержаться… Он почувствовал, что засыпает.

III

Лукьянов стукнулся обо что-то головой, чихнул, проснулся. Он спал, наверное, несколько мгновений, но проснулся другим. «Да я спятил! — недовольно подумал он. — Немедленно вон отсюда!» Толкнул створки дверей, они не поддались. Лукьянов вспомнил, что закрылся изнутри на шпингалет. Дышать было трудно. Пока он, шепча ругательства, нашаривал шпингалет, щелкнул замок. Жена вошла в прихожую, устало опустилась в кресло возле журнального столика. На столике стоял телефон. Лукьянов хотел крикнуть ей, что рейс задержали, он здесь, на антресолях, ищет старые джинсы, но голос не слушался его. Проклятая пыль! Сквозь вентиляционные дырки он видел лицо жены, ее руку, бессильно лежавшую на столе, телефон. Сколько ни вглядывался невидимый Лукьянов в ее лицо, не мог понять, о чем она думает. «Значит, опять ускользает? — растерялся он. — Но почему, куда, зачем?»

Рука жены медленно подняла телефонную трубку.

— Это я, — услышал Лукьянов ее нежный голос. С ним она так никогда не разговаривала! — Да… Да. Я совершенно одна. Да… Люблю. Я тоже!

Лукьянов наконец с треском распахнул створки, свесил ноги. Он вдруг подумал, что не сумеет объяснить жене, зачем залез на антресоли, зачем подслушивал.

— Я искал… чего-то… одним словом, искал, — дурацки улыбнулся он, — а здесь пыль. Одна проклятая пыль!

Жена смотрела на желтые подошвы лукьяновских ботинок, измятые брюки, поникшие пшеничные усы и думала, что не сумеет объяснить мужу, зачем произносила слова любви в пустую телефонную трубку.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.