доставивших сюда золото и ценности, нажитые бесчестным путем… И не только для этого

…Квартиру Абрамяна стали посещать не только дамы-заказчицы, но и польские офицеры. Правда, в этих случаях, офицеры почему-то оказывались одетыми не в щегольские мундиры своей армии, а в обыкновенную одежду граждан среднего достатка… Причем, это были не строевые офицеры, а чины второго отдела штаба Андерса.

Зачем они приходили к «Мадам Грише»? Уж, конечно, не для пошива дамской одежды. Они появлялись обычно вслед за посещавшими Абрамяна ничем не выделяющимися штатскими лицами, когда в одном из трех окон домика, обращенных в сторону улицы, появлялся сигнал — на подоконник выставлялся цветок примулы в коричневом горшке. Это означало: «все в порядке, можно заходить…»

За крупное вознаграждение поручик Войцех Лещинский, отлично владевший русским языком, уговорил Абрамяна разрешить ему и капитану Яну Вержбицкому тайно встречаться в его домике с интересующими их людьми, разумеется, «во имя победы над врагом, во имя свободной Польши…»

Домик Абрамяна, состоявший из трех комнат, обширной передней, кухни с кушеткой для домработницы и террасы в сторону двора, устраивал офицеров «двойки». Входить можно было с улицы через парадную дверь, а уходить — через садик и проходной двор на соседнюю Чимкентскую улицу…

Нет, не во имя «победы над врагом, не во имя свободной Польши» устраивались эти встречи. Офицеры «двойки» собирали шпионские сведения в интересах врагов Польши и Советского Союза. Они интересовались заводами, фабриками, выпускающими оборонную продукцию, военными учреждениями, расположенными в Ташкенте, передвижением войск. Но об этом стало известно много позже…

Внешне Гурген Абрамян жил спокойной, размеренной жизнью. Когда-то у него была жена, тихая скромная женщина. Она мечтала о детях, но их не хотел глава семьи.

Она умерла за несколько лет до войны. А перед самой войной умерла ее мать, продолжавшая жить у зятя в качестве поварихи и уборщицы.

Соседке, которая ухаживала за ней при молчаливом безразличии зятя, она говорила: — Это изверг, страшный человек, ужасающий скряга. Это он свел в могилу мою единственную дочь… Мучил всю жизнь, попрекал куском хлеба, закатывал скандалы из-за каждой истраченной копейки.

Именно жадность, тяга к стяжательству и привели Абрамяна в руки офицеров «Польской двойки». На службе у них он проявил себя надежным конспиратором, верным исполнителем их воли…

Уже к весне 1942 года среди офицеров армии Андерса распространились слухи о том, что эмигрантское правительство в Лондоне приняло решение отказаться от борьбы с фашизмом на советско-германском фронте и вывести армию Андерса из Советского Союза на Ближний Восток в распоряжение британского командования.

А затем, один за другим стали уходить из СССР в Иран и дальше эшелоны с польскими войсками…

Перед уходом одного из последних эшелонов произошло событие, которое никто и не подумал связать с выводом армии Андерса за пределы СССР. Тогда для этого не было никаких оснований.

Джип с поднятым верхом выбрался из пригорода и, набирая скорость, помчался по дороге на Ташкент. Шофер был одет в форму польского военнослужащего. Двое сидящих позади него пассажиров — в гражданском, судя по выправке, тоже были военными.

— Войцех, — первым нарушил молчание старший из пассажиров.

— Слушаю, пан капитан!

— Вы чем-то недовольны?

— Чем я могу быть недоволен, пан капитан?

— Ну, хотя бы тем, что мы уходим в Иран.

— Ничуть, пан капитан. Это по крайней мере лучше, чем фронт.

— Вы тоже так считаете, Юзеф?

Вопрос застал шофера врасплох.

— Не могу знать, пан капитан.

— Вы разве не патриот Польши? — ехидно поинтересовался второй пассажир.

— Так точно, пан поручик. Патриот.

Шофер не отрывал глаз от дороги.

— Оставьте его в покое, Войцех. Солдат делает то, что ему прикажут. На то он и солдат. Вы хотите что-то сказать, Юзеф?

— Никак нет, пан капитан.

Впереди показалась колонна груженых автомашин. Под брезентом трудно было определить, что именно находится в кузовах, но офицеры многозначительно переглянулись и все время, пока колонна проходила мимо, внимательно всматривались в каждый грузовик.

В Ташкенте джип остановился на Жуковской, неподалеку от вокзала. Офицеры вполголоса посовещались между собой. Затем тот, которого называли капитаном, выбрался из машины и, не оборачиваясь, зашагал в сторону вокзала.

— Поезжайте прямо, Юзеф, — приказал поручик. Шофер молча тронул машину с места. Через пару кварталов поручик велел свернуть налево и, когда джип поравнялся со Стрелковой, приказал остановиться.

— Поезжайте за водкой, — сказал он, протянув шоферу пачку денег. — Заскочите на базар за зеленью. Через два часа жду вас вон в том доме. Ясно? Впрочем, погодите уезжать.

Шофер кивнул. Поручик вылез из машины и с саквояжем в руке подошел к дому, о котором только что говорил шоферу. От калитки оглянулся и кивком дал шоферу понять, что тот может ехать.

Когда два часа спустя шофер постучал в калитку из дома на стук вышел сначала пожилой сутуловатый мужчина невысокого роста с угрюмым, явно кавказского вида лицом. Увидев шофера, молча кивнул и опять скрылся за дверью.

Появившийся вслед за этим поручик был уже явно навеселе.

— Привез? Молодчина! — Забрав два полных бумажных пакета, мотнул головой в сторону перекрестка. — Отгоните туда машину и ждите. Есть хотите?

Шофер был голоден, но отрицательно покачал головой. — Тогда ждите, — повторил поручик и ногой отворил калитку. Ждать пришлось довольно долго. Уже смеркалось, когда на улицу наконец вышли капитан с поручиком и с ними девушка в элегантном шелковом платье и туфлях на высоких каблучках.

Оглянувшись на калитку, она помахала рукой и что-то крикнула. Что, шофер не расслышал, разобрал только «Мадам Гриша» и удивился так как маячившая за калиткой фигура принадлежала явно мужчине.

Подъехав шофер окончательно убедился, что был прав: возле калитки стоял давешний угрюмый кавказец. Одно из окон дома было открыто настежь и за тюлевой занавеской наигрывал патефон.

Гости в отличии от хозяина были изрядно навеселе, громко переговаривались между собой, шутили и смеялись. — Поедем ко мне, Янек. — обратилась девушка к капитану. — Я сегодня свободна, посидим у меня в номере, вспомним Варшаву…

Капитан взглянул на часы.

— Ну что ж, час в нашем распоряжении, пожалуй, есть. Как вы считаете, Лещинский?

— Все полтора! — выпалил поручик. Капитан поморщился и распахнул дверцу.

— Прошу пани Ядвига!

Теперь шофер узнал ее. Это была варшавская