себя. Но несмотря на то, что на всё воля Аллаха, он не собирался облегчать неверным работу.

Под ним, словно от боли, содрогнулась земля, когда очередная пара ракет накрыла его дом. Сатар от всей души ненавидел штурмовые вертолеты. К соотечественникам, воевавшим на стороне безбожников, он испытывал лишь презрение. Некоторые советские солдаты были тупы, как овцы, а оказавшись без поддержки танков и транспорта, становились беспомощны, словно черепаха без панциря. Другие были хороши в сражении и умны, как моджахеды. Никогда нельзя было угадать точно. Иногда, устраивая ловушку, ты сам попадал в неё.

Но вертолеты… Самое мерзкое в них было то, что им нельзя было ответить. Они зависали в воздухе и сеяли повсюду смерть. Когда тебя замечали, оставалось только принять её. Очень редко моджахеду удавалось сбить «шайтан-арбу» из крупнокалиберного пулемета или РПГ-7, но это случалось, очень нечасто.

Сатар слышал, что американцы собираются начать поставки противовоздушных ракет «Стингер» из Пакистана. Американцы, конечно, тоже были неверными, но они ненавидели русских. В мировой политике, как и в межплеменных распрях, враг твоего врага всегда становился другом. И «Стингеры» должны им здорово помочь.

Но пока Сатар и его товарищи, вместо того, чтобы жалить, сами получали уколы. У вертолетов, казалось, было всё вооружение мира. По его ощущениям, вертолет кружил над ними несколько часов.

Раздался ещё один взрыв, и кто-то закричал. Сатар выругался на советский вертолет и своего товарища, из-за которых ему придется покинуть своё укрытие. Он схватил свою скромную аптечку и побежал к раненому. Тот держался за ногу и стонал. Всю его одежду залила темная кровь.

— Тише, Абдул Рахим, тише, — сказал Сатар. — Сейчас вколю тебе морфин, чтобы унять боль.

— Быстрее тогда, — между стонами процедил Абдул Рахим. — Кость сломана, точно тебе говорю.

Ругаясь про себя, Сатар сунул руку в аптечку в поисках шприца. Что сын аптекаря мог знать о вправлении переломов? Кое-что Сатар знал. Опыт — самый жестокий учитель и самый лучший. Он осмотрелся в поисках чего-то, что можно использовать как шину, и снова выругался. Где на голых скалах найти хоть какие-то палки?

Он только снял с иглы колпачок, как Абдул Рахим издал короткий всхлип. Стоны прекратились. Сатар подобрался к нему поближе, уже догадываясь, что увидит. Пуля из крупнокалиберного пулемета нашла свою цель. Глаза Абдул Рахима были по-прежнему открыты, но жизни в них уже не было.

«Мученик, павший в битве с неверными, отправляется в рай», — подумал Сатар. Прежде чем снова уползти в убежище, он забрал его автомат и запасные магазины к нему.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем вертолет наконец улетел. Сатар ждал приказа, который бросит их на «шурави» — советских солдат — там, внизу, у кишлака. Но капитан Саид Яглан сказал:

— У нас слишком большие потери. Отступим и нападем на них в другой раз.

Сатар снова выругался, но глубоко внутри себя понимал, что капитан поступил мудро. Русские внизу будут настороже, будут ждать их. «Я вернусь, отец, — подумал Сатар и пошел прочь от Булолы. — И тогда наш кишлак освободится».

Дракон спал. Хоть это было и необычно, за века сна мало что было способно пробудить его. Он видел или думал, что видел, людей с мечами и копьями. Один из них пришел с запада, на нем был позолоченный корсет и украшенный перьями шлем. Дракон позвал его, потому что увидел в нём сходство с собой.

Но человек не увидел в его зове призыва к дружбе. Вместо этого он взмахнул мечом и ударил дракона в бок. Боль была сильной, намного сильнее, чем это должно быть во сне. Дракон беспокойно повернулся. Вскоре боль утихла, но его сон уже не был столь глубоким, как раньше. Он очнулся и пристально следил за происходящим на поверхности.

Под ногами Сергея задрожала земля. По сапогам застучала галька.

— Что это? — спросил он. — Духи заложили фугас?

Сержант рассмеялся, обнажив зубы. Крикор был армянином. У него было длинное лицо, большой нос, черные глаза и волосы. Он сам был больше похож на духа, чем на советского солдата.

— Это не духи, — пояснил он. — Это землетрясение. Слабенькое, слава богу.

— Землетрясение? — эта мысль не пришла Сергею в голову. Он тоже засмеялся. — В Тамбове такого не бывает.

— А на Кавказе бывает, — сказал сержант Крикор. — И сильные тоже случаются. Через несколько дней и до Еревана дойдет. Полгорода разнесет, попомни мои слова. Строители постоянно пытаются хапануть, твари. Добавляют побольше песка в бетон или стараются сэкономить на стальной арматуре. Образовавшиеся излишки кладут себе в карман, понимаешь? — он пошевелил пальцами, будто пересчитывал купюры.

— Похоже, так везде, — сказал Сергей. — Служу Советскому Союзу! — саркастически произнес он фразу, которая имела какой-то смысл, когда его дед ещё был молод.

Сержант Крикор задумчиво сдвинул брови.

— Ага. Но, вам, в Тамбове, не похер ли? Иногда бывает, что здание трескается раньше, чем успеваешь из него выбежать. А в случае сильных толчков здание не трескается, оно рушится.

— Наверное, — Сергей не собирался спорить с сержантом. Как и он сам, Крикор, был призывником, но срок его службы уже заканчивался. Именно это, а не погоны, делало армянина одним из самых уважаемых людей в отряде. Желая сменить тему, Сергей произнес:

— А нехило мы их сегодня потрепали!

Он старался не думать о словах Владимира о десяти или двадцати миллиардах.

Крикор снова хмыкнул.

— Слышь, молодой, ты, что, до сих пор веришь той интернациональной херне, которой тебя пичкали перед отправкой в Афган? — он называл страну так, как называли её все в армии.

— Ну… нет, — ответил Сергей. — Мне рассказывали о революционной солидарности с Народно-демократической партией, о дружбе между советским и афганским народами, но любой, кто пробыл здесь хотя бы минут 20, понимает, что в НДПА больше фракций, чем членов, все они жутко ненавидят друг друга, а все афганцы вместе ненавидят русских.

— Хорошо. Значит, ты не дебил. Ну, не конченый дебил, по крайней мере, — сержант Крикор пробормотал что-то на другом языке: — Шурави! Шурави! Марг, марг, марг!

На мгновение Сергей решил, что это по-армянски. Затем он вспомнил, что несколько раз слышал эти слова от афганцев.

— Что это значит? — спросил он.

— Советские! Советские! Смерть, смерть, смерть! — спокойно перевел Крикор. Он подождал, пока Сергей осознает смысл сказанного и продолжил: — Так что мне насрать, сколько народу мы там положили, понятно? Я хочу только дослужить оставшийся срок и вернуться домой одним куском. И