будешь напоминать о смерти родителей. И нет, мне совсем не грустно! Это было аж двенадцать лет назад, и я давно смирилась, что мама и папа…

Эрика замолкла, свесила ноги с подоконника и быстро-быстро заморгала. Еще разреветься не хватало! Девушка сдвинула брови к переносице. Нет, она уже больше не маленькая глупая девочка. Она выросла, она стала сильнее. Она перестала верить в чудеса, перестала блестящими глазами рассматривать старые шкатулки, перестала мечтать. Нет больше той, старой Эрики, глядевшей на мир через розовые очки. Даже белые пушистые волосы отяжелели на челке от темно-синей краски. Это все гадкая тетя, совсем ее растрогала. Сама бы Эрика ни за что — ни за что! — не заплакала бы.

Двенадцать лет без родителей сильно ее изменили. Плачу — нет, смеху — нет. Только сухие мысли, взрослые рассуждения. Вместо магии наука и логика. И каждый предмет, амулет ли то или серебряное зеркало, являет собой не более, чем обычную вещь.

Игрушечный Зайка стал ее верным спутником по жизни. Дома, во время учебы, на досуге, он всегда был с ней. Не то, чтобы у Эрики не водилось настоящих друзей — в классе относились к ней хорошо, и многих она могла назвать приятелями. Но девочке, взрослой не по годам, сложно найти общий язык с маленькими принцессками и феечками. Справедливости ради, стоит заметить, что после двенадцати лет проблема сказок растворилась сама собой: подруги все чаще обсуждали одноклассников, чем воображаемых принцев. А уж в любовь Эри верила — надо ведь в жизни во что-то верить!

— Ну, и чего ты пялишься? Иди уже сюда, — хлюпнула носом девушка и осторожно взяла зайчонка на руки. — Вот что ты наделал? Из-за тебя я чуть не разревелась. Ладно-ладно, не обижайся. Не только из-за тебя.

Игрушка ответила улыбкой из бледно-розовой ниточки.

— Снова разговариваешь с Зайкой?

Девушка вскинула голову и уставилась на порог комнаты из-под сдвинутых бровей.

Тетя Сондра скользнула в комнату бесшумно, как всегда. Неудивительно, что Эрика ее даже не заметила. Тетя и до катастрофы вела себя подобно мышке, а после и вовсе стала походить на привидение: бестелесное, полупрозрачное, пугающее и совершенно ненужное. Особенно в первые годы, когда ее кожа была белее снега, а под глазами неизменно лежали темные круги. Тогда-то маленькая Эри и поняла весь ужас смерти, забравшей у нее не только родителей, но и милую любимую тетю. Сейчас, по исходу двенадцати лет, Сондра почти вернулась к обычной жизни, нашла какую-то работу. Но говорила она так же тихо, ходила так же невесомо, а в присутствии племянницы, кажется, вовсе исчезала.

— А мы только тебя и ждем, — улыбнулась тетя, приближаясь к Эрике. Ноги женщины словно висели в паре миллиметров над полом. — Бабушка уже тарелки расставила, елку зажгла.

— Я не пойду, — упрямо отвернулась девушка и уставилась в окно.

На иссиня-черном небе распускались с громкими хлопками яркие цветы. В коттеджном поселке Красные Дворцы умели праздновать с размахом. Куда ни плюнь — богачи да бизнесмены. Удивительно, как семья Сондры еще держалась среди этих сливок общества!

— Грустишь из-за родителей? Прошу, прости…

— Ох, опять, — простонала Эри. — Я тебе уже сотый раз говорю, что в случившемся нет твоей вины.

— Ты не понимаешь. Они погибли именно в тот момент, когда я рассказывала про трюк с горящим ящиком и про чудесное спасение волшебника…

— Черт возьми, ты-то здесь при чем?! — Девушка спрыгнула с подоконника, схватила тетю за плечи и несколько раз хорошенько тряхнула. — Это простое совпадение. И да, мои родители не были фокусниками, и машину они специально к аварии не готовили. Они не могли выбраться. И сгорели! Все, их нет. Смирись уже.

Сондра распахнула стеклянные невидящие глаза и посмотрела куда-то вбок. Эрика обернулась, но ничего, кроме плюшевого зайца, не увидела.

— Ты ведь на самом деле так не думаешь, — прошептала женщина и облизнула пересохшие губы.

Эрика схватилась за голову и вымученно застонала:

— Опя-ять все по новой! У тебя уже крыша едет. Я на самом деле считаю, что ты ни в чем не виновата. Или думаешь, что стоило тебе рассказать про Гудини, как какая-то неведомая сила решила пошутить и убила моих родителей именно так, как ты говорила? Или, может быть, их проклял злой колдун, и его заклинание подействовало именно из-за нас? О, или это дух Гудини явился из фотографии, чтобы устроить шоу? Даже я уже не верю в сказки. Пора и тебе перестать.

Повисла зловещая тишина. В гостиной гудел новогодний концерт, а за окном бахали салюты, и кричала подвыпившая молодежь. Но Эрике казалось, что их — ее и Сондру — заперли в звуконепроницаемой капсуле. И весь шум превратился в белую рябь перед глазами. Уши будто втягивались вовнутрь, а биение сердца заполнило собой всю голову. Мебель отбрасывала изорванные тени, занавески трепыхались от невидимого сквозняка. Как в фильмах ужасов перед тем, как на экран выпрыгнет монстр.

— Шкатулка, — тихо прохрипела тетя, и ее голос был хуже любого монстра. — Помнишь, ты просила открыть шкатулку?

— Ну, припоминаю, — кивнула Эрика и принялась ходить по комнате, громко топая, лишь бы разбавить мнимую тишину.

Сондра чуть покачнулась на месте. Болотные заледенелые глаза уставились в пустоту. Седина на темных волосах напоминала иней. Из приоткрытого рта, казалось, вот-вот вылетит облачко пара.

— Следовало тебя послушать, — еще тише засипела она. — Следовало открыть шкатулку.

— Думаешь, что-нибудь бы изменилось? — хмыкнула девушка. Горло сковали невидимые тиски, и говорить громче стало невозможно. — Что бы там ни оказалось, я бы все равно расстроилась из-за аварии.

— Нет, следовало открыть. — Сондра запустила руку в волосы, губы изогнулись в дикую ухмылку. — Прости меня, что не послушала.

Температура вокруг словно понизилась на два десятка градусов. Эрика нервно сглотнула и сжала руки в кулаки. Она ничего не боится! Тем более, когда бояться нечего.

— Ох, да не виновата ты, не виновата, — наигранно просто рассмеялась она. — И если уж для тебя так важна эта шкатулка, то пойдем, откроем ее сейчас. Хотя мне, если хочешь знать, совершенно все равно, что там.

— Да какой теперь-то в ней смысл… — покачала головой тетя и повернулась к настенным часам. До Нового года оставалось двадцать минут. — Видимо, не я должна быть хозяйкой шкатулки.

— А кто? Она же твоя. — Эрика