продал с публичного торга (как рабынь), поставив их покупателям условие, что они должны смотреть за поведением своих новых рабынь. Если хоть одна из них будет замечена, что она занимается прежним ремеслом, то она подвергается смертной казни, а соучастник ее преступления платит штраф в десять талеров. Теперь Харар едва ли не самый целомудренный город в мире, так как харариты, не поняв, как следует, принца, распространили его даже на простой адюльтер. Когда пропала европейская почта, Бальча приказал повесить всех обитателей того дома, где нашлась пустая сумка, и четырнадцать трупов долго качались на деревьях по дороге между Дире-Дауа и Хараром. Он отказывался платить подати негусу, утверждая, что по эту сторону Гаваша негус — он, и предлагал отрешить его от губернаторства; он знал, что им дорожили как единственным в Абиссинии искусным стратегом. Теперь он губернатор в отдаленной области Сидамо и ведет себя там так же, как в Хараре.
Дедьязмаг Тафари, наоборот, мягок, нерешителен и непредприимчив. Порядок держится только вице-губернатором Фитаурари Габре, старым сановником школы Бальчи. Этот охотно раздает по двадцать, тридцать жирафов, т. е. ударов бичом из жирафьей кожи, и даже вешает подчас, но очень редко.
И европейцы, и абиссинцы, и галласы, точно сговорившись, ненавидят хараритов. Европейцы за вероломство и продажность, абиссинцы за лень и слабость, ненависть галласов, результат многовековой борьбы, имеет даже мистический оттенок. «Сыну ангелов, не носящему рубашки, не следует входить в дома черных хараритов» — поется в их песенке, и обыкновенно они исполняют этот завет. Все это мне кажется не совсем справедливым. Харариты действительно унаследовали наиболее отталкивающие качества семитической расы, но не больше, чем арабы Каира или Александрии, и это их несчастье, что им приходится жить среди рыцарей-абиссинцев, трудолюбивых галласов и благородных арабов Йемена. Они очень начитаны, отлично знают Коран и арабскую литературу, но особенной религиозностью не отличаются. Их главный святой, шейх Абукир, пришедший лет двести тому назад из Аравии и похороненный в Хараре. Ему посвящены многочисленные платаны в городе и окрестностях, так называемые аулиа. Аулиа здешние мусульмане называют все обладающее силой творить чудеса во славу Аллаха. Есть аулиа покойники и живые, деревья и предметы. Так, на базаре в Гинире мне долго отказывались продать зонтик туземной работы, говоря, что это аулиа. Впрочем, более образованные знают, что неодушевленный предмет не может быть священен сам по себе и что чудеса творит дух того или иного святого, поселившегося в этом предмете.
Публикация О. Н. ВЫСОТСКОГО
Рисунок, выполненный Н. Гумилёвым в Африке.
«Картины абиссинских мастеров», привезенные Н. Гумилёвым из путешествия, и автограф «Вступления» к сборнику африканских стихотворений Гумилёва «Шатер». (Собрание В. Лукницкой.)
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Так заканчивается дневник путешествий Н. С. Гумилёва в «колдовскую страну» Абиссинию. К сожалению, он сохранился не полностью. Некоторые слова в рукописи пропущены, неразборчивы, в терминах, именах собственных и географических названиях встречаются архаичные написания, которые при публикации не оговариваются. Мы надеемся, что будут обнаружены и другие страницы дневника, и он будет издан полностью, научно. Существует и поэтический эквивалент «африканского дневника» Гумилёва. Это стихи, вошедшие в сборник «Шатер». Два из них — «Абиссиния» и «Галла» — наиболее близки опубликованным выше путевым записям прекрасного русского поэта, мужественного человека, исследователя африканского континента. В. ЕНИШЕРЛОВ
Рисунок, выполненный Н. Гумилёвым в Африке.
«Картины абиссинских мастеров», привезенные Н. Гумилёвым из путешествия, и автограф «Вступления» к сборнику африканских стихотворений Гумилёва «Шатер». (Собрание В. Лукницкой.)