канона. Под оригинальностью, конечно же, следует понимать не столько новизну ситуации, сколько неожиданность сюжетного хода. Наверное, можно составить изрядную библиотеку из детективов под обшей рубрикой «загадка запертой комнаты», но изобретательный автор «помещает» туда тело жертвы своим особым путем. Словом, оригинальность одного момента в хорошо известной канонической ситуации тоже может доставить читателю удовольствие.

Во всяком случае не будет преувеличением сказать, что детектив, будучи каноническим жанром, в то же время самый динамичный и самый изменчивый жанр.

В любой работе о детективе всегда звучат некие оправдательные интонации, ибо у детектива немало врагов, и они достаточно громогласны. Не избежал аргументов защиты и Т. Кестхейи. Его доводы остроумны и доказательны. «Популярность жанра не может его компрометировать, так же как не может быть признаком его совершенства», — пишет критик, обращаясь за поддержкой к мыслям признанного классика детективной литературы Г. К. Честертона: «Не верно... что простой народ больше любит плохую литературу, чем хорошую, и принимает детектив потому, что это скверная литература. Книга не станет популярной лишь оттого, что в ней нет художественной тонкости...»

Одним словом, жанр действительно не виноват в том, что многие детективы плохи. Мысль в целом достаточно тривиальная, но ее приходится повторять, приходилось и автору этих строк в разных статьях. Удивительно, что никому не взбредет на ум обвинить жанр новеллы во второсортности — ведь слабых, проходных новелл за всю историю человечества написано много больше, чем хороших. Может, их просто никто не читал, тогда как и плохие детективы пользуются читательским спросом?

Рискуя вызвать категорическое несогласие преданных поклонников жанра, все же скажу, что даже у таких признанных классиков жанра, как Агата Кристи и Жорж Сименон, немало книг слабых и малоинтересных. Думаю, главная причина этого — их гиперпродуктивность. Выпуская каждый год по одному, а иногда по два и больше романов, честно говоря, невозможно держать одинаково высокий уровень. Поточное массовое производство всегда было противопоказано искусству. Но искусство ли детектив? Как убедительно ответить на этот вопрос? Например. Агата Кристи была возведена в рыцарское достоинство — честь, которой удостаивались только самые выдающиеся деятели политики, науки и культуры. До сих пор на Бейкер-стрит, куда А. Конан Дойл когда-то чисто случайно «поселил» своего героя Шерлока Холмса, идут письма читателей, иногда содержащие просьбы о помощи или о совете. Есть и в СССР фанатичные поклонники и знатоки жанра. Когда несколько лет назад на русском языке вышел подготовленный мной обширный том произведений Агаты Кристи, я получил несколько писем с дельными и конкретными критическими замечаниями.

Лично я убежден в том, что детектив — полноправный, а главное, жизнестойкий литературный жанр. Но люди, читающие исключительно детективы, признаться, вызывают у меня сочувствие, смешанное с жалостью, — уж слишком они обедняют себя, проходя мимо неистощимого богатства книжной культуры, накопленного человечеством за его многовековую историю.

Детектив в принципе — самый законопослушный и охранительный жанр. В каноническом произведении персонажа, преступившего писаный или неписаный кодекс, неминуемо ждет наказание или порицание. В этом смысле детектив всегда строго морален и даже дидактичен. Тем более любопытны соображения Т. Кестхейи о том, почему при фашистских режимах в Германии и в Италии детектив был, мягко говоря, не в чести: «Диктаторские режимы дразнило и раздражало то, что в большинстве детективов любители, частные лица одерживали победы, не раз посрамляя бездарную полицейскую бюрократию. Торжество гражданина над аппаратом принуждения — по крайней мере это вычитывали из детективных книг цензоры»

Добавлю от себя: детектив раздражал диктаторские режимы именно своей законопослушностью. Общество, попирающее закон, не гарантирующее правовой защиты своим гражданам, не может приветствовать детективную литературу, в лучших образцах которой торжествует закон и гуманистические моральные нормы. Детектив утверждает их, так сказать, от противного, разоблачая и развенчивая преступника и убийцу.

Стремясь объяснить притягательность детектива для читателя, Т. Кестхейи сравнивает этот жанр со сказкой, подчеркивая условный, игровой аспект детектива. Все эти элементы в детективе действительно есть. Но потенциальные возможности детектива, по-моему, много шире. Ведь и сказка в своеобразной форме чаще всего повествует о жизни, ее столкновениях и противоречиях. Чистая фантазия даже в форме сказки — большая редкость.

Так и в детективе. Увлекательна головоломка, интересны личность преступника и преступления. Но этим вовсе не исчерпывается содержание добротного детектива. В нем есть и нечто иное, что Т. Кестхейи именует «фоном».

Даже поклонники А. Кристи отмечают несообразности и алогичности, неправдоподобные сюжетные ситуации и поступил отдельных ее персонажей. По сравнению с теми хитросплетениями, что способны изобрести современные писатели, ее загадки кажутся пресноватыми и старомодными. Но книги ее продолжают читать во всем мире. В чем же туг дело? Выскажу достаточно спорную мысль: читателей влечет не только тайна и интрига, но и исключительно точно, хотя и суховато написанный «фон», то есть как теперь принято говорить, «качество жизни» английского общества начала XX века. По-моему, Агата Кристи была действительно выдающаяся — в рамках своего дарования — нравописательница обширной социальной прослойки. Ее романы — это одновременно и гимнастика ума, и портрет эпохи, во всяком случае, один из возможных портретов. В этом сочетании нет никакого противоречия. Вслед за Кестхейи призову себе в союзники крупного английского прозаика Сомерсета Моэма: «Мне кажется, когда литературоведы англоязычных народов примутся изучать в будущем литературу первой половины нашего века, они с некоторой легкостью будут проскальзывать по произведениям серьезных романистов и внимание свое обратят на безгранично многообразные достижения авторов детективов».

«Фон» в хорошем детективе — это не просто условная декорация, лишь обрамляющая место действия. Любому, даже самому неискушенному читателю очевидно, что «фон» книг Агаты Кристи резко отличается от «фона» романов Реймонда Чандлера. Это и есть то самое социальное начало, которое в детективе-сказке непременно присутствует. Только возникает оно в ином, опосредованном виде. Большинство детективов строго укоренено в конкретных