значились на военном мемориале, стоявшем на деревенской площади.

Еще одним членом семьи Файфилдов, и сейчас живущим в Грейт-Синдон, была тетя Джулия, на самом деле не родная их тетка, а породнившаяся с ними через брак: ее муж приходился им троюродным дядей или чем-то подобным. Джеймс не мог припомнить, чтобы бывал к ней как-то особенно внимателен (в отличие от Розамунды), но, тем не менее, тетя Джулия всем остальным родственникам предпочитала его. Пожалуй, за исключением Мирабель. А раз уж предпочитала, то ожидала, что он часто будет навещать ее. И если бы все шло по ее желанию, ему бы приходилось бывать у нее еженедельно, но Джеймс не собирался идти у нее на поводу, да и родители на этом не настаивали.

— Не хочу, чтобы люди думали, будто Джеймс рассчитывает на ее деньги, — говорила его мать.

— Всем известно, что они перейдут к Мирабель.

— Тем более. И думать не хочу, будто кто-нибудь скажет, что Джеймсу досталось то, что по закону принадлежит Мирабель.

Розамунда, не таясь, рассчитывала на наследство или хотя бы на некую его долю, хотя всем родственникам без исключения это казалось несбыточной фантазией. Она призналась Джеймсу, что несколько тысяч тети Джулии очень бы ее выручили: она бы осуществила мечту жизни и купила квартиру в Лондоне — для чего копила деньги с семилетнего возраста. Но квартиры все время росли в цене (она неотступно следила за сводками цен на недвижимость, размещаемыми в «Обсервере»), ее двадцать восемь с половиной фунтов ничего не значили, и без наследства, свалившегося с неба, шансы ее были равны нулю. Но она была такая целеустремленная, эта Розамунда, ничто не могло заставить ее свернуть с намеченного пути. Джеймс догадывался, что это она сама собрала ягоды и «мы хотели отнести малину» было ее собственным желанием, а не просьбой матери. Но он не возражал против похода к тетке. В саду там росла шелковица, и он был рад случаю присмотреться к ней получше. Подумывал завести шелкопряда.

Лето было в разгаре, стоял жаркий душный день с застывшим воздухом, с тонущим в слабой дымке солнцем, со шмелями, которые вились над отцветающими, но все еще благоухающими розами. По склонам холмов, как сизые дымчатые тени, стелились леса, а лоскуты сжатых полей напоминали цветом волосы Розамунды. Как принято в Суффолке, деревенская улица в Грейт-Синдон, была очень длинной и прямой. Тетя Джулия жила в самом ее конце в простом, основательном доме из серого кирпича, с парадным входом и двумя окнами по бокам, с покатой шиферной крышей и двумя высокими дымовыми трубами. В середине девятнадцатого века, в пору, когда его построили, он не считался «джентльменским», потому что там было всего четыре спальни и одна кухня, низкие потолки и крутая лестница, но сегодня любой джентльмен был бы счастлив жить в таком; по мнению деревенских, он стоил очень больших денег. Синдон-Лодж стоял на участке в два акра, С яблочным садом, прудом, заросшим лилиями, и широкой лужайкой, где и раскинулось шелковичное дерево.

Джеймс и его сестра шли, почти не нарушая молчания. Общего у них было мало, к тому же их донимал зной, в воздухе толпилась мошкара, переместившаяся с убранных полей. Джеймс понимал, что сестра позвала его только потому, что, приди она одна, тетка стала бы приставать, куда он подевался, дулась бы и, скорее всего, гостье не обрадовалась. Еще он подумал, заметила ли сестра, что корзинка, которую она застелила белой бумажной салфеткой, прежде чем насыпать малину, на самом деле была предназначена для вина, заканчиваясь с одной стороны петлей для бутылочного горлышка. Он заметил, что сестра переоделась: сменила джинсы на хлопчатобумажную юбку от Лоры Эшли — в мелкий цветочек, расчесала свои пшеничные волосы и повязала их черной бархатной лентой. Очень это ей поможет, усмехнулся про себя Джеймс, но решил не говорить про корзинку, ну только если Розамунда выкинет что-нибудь такое, чего уж никак не вынести.

Но когда они миновали церковь, Розамунда вдруг повернулась к нему и спросила, известно ли ему, что тетя Джулия наняла какую — то женщину, которая будет жить в доме и ухаживать за ней. Компаньонку — так это называется, сказала Розамунда. Джеймс не знал — наверное, задумался о чем-то своем, когда об этом говорили дома, — и был немного раздосадован.

— Ну и что?

— И ничего. Надеюсь, она нам откроет. А ты не знал! Неправда, что ты знаешь больше! Часто я знаю, а ты нет! Часто-часто!

Джеймс не снизошел до ответа.

— Она раньше говорила, что, если ей придется пригласить кого-нибудь, она позовет Мирабель. Мирабель тоже очень этого хотела, обрадовалась, что поживет в деревне. Но тетя Джулия позвала не ее, а эту женщину. Я слышала, как мама сказала, что тетя Джулия больше не хочет видеть Мирабель. Не знаю почему. Мама сказала, что теперь Мирабель, может, и не достанутся деньги тети Джулии.

Джеймс просвистел несколько тактов из увертюры к «Севильскому цирюльнику».

— Я знаю почему.

— Спорим, не знаешь.

— Хорошо, не знаю.

— Нет, скажи почему?

— Мала еще, не поймешь. И, кстати, малину ты положила не в ту корзинку — эта винная.

Дверь им открыла тучная женщина в ситцевом платье и повязанном поверх переднике. Она вроде бы знала, кто они такие, сказала, что ее зовут миссис Кроули, но они могут звать ее тетя Элси, если пожелают. Джеймс и Розамунда молча решили, что не пожелают, и спустились в длинный коридор, где было прохладно даже в самые жаркие дни.

Тетя Джулия сидела в кресле у балконной двери, выходившей в сад, на коленях у нее возлежал серый кот Палмерстон. Волосы у тетки были точно такого же цвета, как шкурка Палмерстона, и даже такие же пушистые. Она была маленькая, сморщенная, очень старая, всегда упрятанная в свитер и брюки, из-за чего, заметил про себя Джеймс, напоминала обезьянку. Артрит, изуродовавший и согнувший ее, постепенно усиливался, из-за чего она, скорее всего, и наняла миссис Кроули.

Призвав к ответу Розамунду, зачем она положила малину в винную корзинку — пусть не забудет вернуть ее матери, тетя Джулия сосредоточила все свое внимание на Джеймсе, стала расспрашивать, чем он пополнил свою коллекцию в последнее время, как поживают гусеницы бражника и что он напишет в отчете о каникулах для школы. В следующие десять минут Джеймс, обычно не слишком сочувственно относившийся к сестре, не мог не сжалиться над ней и заставил себя сообщить тетке, что сестра сдала экзамен по музыке на «пять с плюсом», а он, если можно, хотел бы пойти в сад осмотреть шелковицу.

Сад, как и огород, выглядел запущенным, и крохотные яблочки, так называемая июньская падалица, гнили в высокой траве. Рыба в пруду не водилась уже долгие