каждого поляка, то оно было бы гораздо более непоследовательным и преступным в моих устах. Я не был последним поляком, с моею смертию Польша не могла и не должна кончиться» (Recueil des traites, conventions etc. par le Comte d'Angeberg. Page 392).
Понятно, что в 1803 году Косцюшко считал себя обязанным опровергнуть известие о «Finis Poloniae». Мы вовсе не думаем уличать его во лжи; но заметим, что если он очнулся только два дня спустя, то спрашивается: мог ли он помнить, что ему пришло на ум и на язык в минуту отчаяния. Он защищает свою скромность; но зачем же было ему относить гибель Польши к собственной особе: Польша погибла потому, что истощала последние силы, и, проигравши сражение, выигрыш которого мог бы дать еще какую-нибудь, хотя слабую, надежду помериться с русскими силами, Косцюшко имел полное право сказать «Finis Poloniae». Немцевич, описавший нам сражение под Мацеевицами, говорит прямо, что Косцюшко был еще жив и не ранен, когда уже судьба сражения не могла быть сомнительна, когда уже русские овладели полем битвы.
(обратно)