Брод в огне

Глава 1

1

— Спасибо. Распишитесь здесь, пожалуйста. И да, последнее… Как думаете, что нужно сделать, чтобы искоренить рабство?

Наклз почувствовал, как в висках гулко забилась кровь. Он уже рассказал об эмоциях, которые якобы вызывает у него весна. Разложил в определенном порядке цветные кружки и прямоугольники. Даже сумел более-менее сносно обрисовать, почему, на его взгляд, искусство скверно служит палачам, а деление народа на плебеев и патрициев плохо сказывается на гражданских чувствах обеих названных категорий. Иными словами, маг сделал все, к чему был самой природой не приспособлен, разве что стихов о любви по памяти не прочитал.

Спасибо Кейси, которая до головной боли гоняла его по этим вопросам, заставляя раз за разом повторять бессмысленные утверждения в порядке, продиктованном «усредненной логикой». Наклз отчаялся постичь, и просто учил наизусть, что значит сострадание и как нужно понимать вопросы чести, отчего родина никак не соотносится с пространством и почему жизнь не стоит свободы. Добрую сотню вопросов он просто зазубрил, как какую-то адскую таблицу умножения.

А сейчас ему попался сто первый. Тот, которого не оказалось в списке. И на него тоже следовало дать ответ, продиктованный «усредненной логикой». Наклз не понимал, что такое «усредненная логика». И уже вообще ничего не понимал. Если он прошел аттестацию успешно, его следовало отпустить. Если провалил — тем более. Добрые доктора с морфием дураками не были и о своем намерении прийти заблаговременно не сообщали.

— Господин Наклз, все в порядке? — девушка-медик, призванная определить его вменяемость, оторвалась от тетрадки и удивленно поглядела на мага сквозь очки в тонкой оправе. Трогательно-голубые глаза излучали доброжелательность, да и ресницами она хлопнула вполне натурально, но в сжатых в точки зрачках Наклз видел любопытство совершенно определенного толку. С таким изучают омерзительную и, по счастью, издыхающую тварь. Или проверяют, убежит ли жук, которому оторвали половину лапок.

Не исключено, что девочка, едва ли перешагнувшая двадцатипятилетний рубеж, убила больше жизней, чем Дэмонра и Магда вместе взятые. Наклз понял, что у него проблемы, еще в тот самый миг, когда она только поднялась навстречу из-за стола и протянула руку: молодой перспективный специалист, явная «первая ученица», широкая улыбка, обручального кольца нет. Вылитая Кейси Ингегерд, только без ее красоты. Он предпочел бы сотрудника постарше и семейного: кого-то, кто видит человеческие лица, а не строчки конспектов, и уже точно знает, на скольких лапках жук убежит, чтобы лишний раз не проверять.

Ее напарник, более-менее соответствующий этому определению, ушел с четверть часа назад. А девушка все продолжала изыскания. Не то чтобы заваливала, нет, именно изучала. Вежливо, мягко и особенно омерзительно, с тупым упорством истинной отличницы: как будто выпускала щупальца во все стороны и вслепую шарила ими, пока не наткнется на «правильный ответ», который просто обязан лежать неподалеку. После каждого следующего вопроса Наклзу все сильнее хотелось предложить барышне перестать изощряться и достать, наконец, скальпель, раз уж ей так хочется вскрыть человека напротив и поглядеть, что он там прячет внутри.

Чтобы профессиональная ненависть не читалась у него на лице, Наклз почти всю беседу держался ровно так, как советовала ему Кейси: руки на коленях, спина прямая, глаза опущены. Ну точь-в-точь примерный гимназист на экзамене. Она еще рекомендовала не скрывать страх, но, увы, Наклз не боялся. Маг просто устал, мечтал потянуться, выпить воды и выйти на воздух, предварительно остановив сердце барышне, сидевшей через стол от него.

— Да, все в порядке, — солгал он.

— Вам понятен мой вопрос?

— Прошу прощения, я его не расслышал. Что вас интересует?

— Вы сказали: свобода — высшая ценность личности, — перьевая ручка с эмблемой престижного медицинского института сделала в пальцах девушки оборот. Туда-сюда. Наклз поглядывал из-под ресниц на это спокойное вращение.

Жернова в небе. Мельницы зла, выпущенные в мир. Была бы здесь Дэмонра, она бы догадалась. И, наверное, вколотила бы лицо девицы в ближайший острый угол, тем самым спасая всех, кто придет после нее. Увы, его слепили из другого теста.

— Вы же так сказали, я правильно поняла?

Оборот. Оборот. Оборот.

«Это не я сказал, это Кейси Ингегерд сказала. Это ваши поэты — дураки — говорят, а я просто повторяю, как попугай, за признанными знатоками души человеческой».

— Правильно.

— Вы также сказали, свобода нуждается в защите.

Наклз молчал, рассматривая цветные куски бумаги на столе и холеные ручки своей собеседницы. Подпиленные ноготки, белые манжеты, браслетов и колец нет. Его в глубоком детстве могла придушить подушкой родная мать, могли насмерть замордовать в имперском тренировочном лагере, потом было больше двух тысяч спусков во Мглу с непредсказуемым исходом — и вот он жив, в калладской столице сидит и играет в поддавки со смертью. А смерть выглядит как чистенькая некрасивая барышня с медицинским образованием, которая через пару минут сделает пометку в его личном деле, и все будет кончено.

Все-таки жить оказалось очень страшно и очень смешно. И больше смешно, чем страшно.

— Да, и это я тоже сказал, — покорно кивнул Наклз. — Свободе угрожает рабство.

«И умницы с тестами. И то, что ее вовсе нет».

— Именно. Значит, чтобы спасти свободу, нужно искоренить рабство?

Барышня задала все обязательные вопросы и получила ответы, но не прекращала изысканий. Не иначе, диссертацию писала. Если бы речь не шла об инъекции морфия, эдакая преданность чистой науке в двадцать с небольшим лет могла бы позабавить.

— Да, нужно уничтожить рабство, — безо всякого выражения подтвердил Наклз.

— Так и что же нужно сделать, чтобы уничтожить рабство?

Ему, определенно, задавали хороший вопрос. За почти пять сотен лет существования Калладской кесарии великие умы так и не удосужились его разрешить, и вот честь ответить выпадала вероятностнику второго класса, проходящему тест на вменяемость. И, судя по всему, данный тест заваливавшему.

Кейси бы очень огорчилась. Наклз не огорчался, он только хотел выйти на свежий воздух. Маг почти не мог дышать, хотя в комнате, где они сидели, было вроде бы чисто и прохладно, а в занавешенное белым тюлем — непривычным для казенных учреждений — окно падал неяркий рассеянный свет. Все казалось домашним, милым и прелестным, от занавесок до манжет научно подкованной барышни.

Наклз, увы, не понимал