преступлении, Жорж поднес розу к лицу и стал глубокими вздохами впитывать ее простой и сильный аромат.
— Ты права, я редко встречал более приятный запах… Ах, мне что-то попало в нос!
Не выпуская цветка из рук, он нажал пальцем на правую ноздрю и стал с силой выдувать воздух из левой с целью удалить попавшее туда инородное тело.
— Это, вероятно, цветочная пыль, — сказала мать, поглядывая на него с сочувствием.
— Нет, это что-то живое! — ответил раздраженно Жорж и, как будто что-то вспомнив, стал перебирать лепестки розы. Насекомого, которое он только что видел, там не оказалось. Со все возраставшим беспокойством Жорж сорвал, один за другим, все лепестки, раскрошил сердцевину, просеял на руке остатки — насекомого не было. Тогда, обратив к матери внезапно побледневшее лицо, он произнес глухим голосом:
— Это — бестия!
— Какая бестия? — спросила мать, в свою очередь обеспокоенная необычным видом сына.
— Отвратительная бестия, которая только что ползала по цветку! Я ее втянул носом, нюхая цветок, и теперь чувствую, как она забирается все выше… вот сюда!
И, побледнев еще пуще прежнего, пробормотал:
— Ты знаешь, это очень опасно… Она может забраться в самый мозг!
Мать растерялась:
— Да ты не волнуйся так… Подуй хорошенько, она выскочит обратно. Вот так! Еще раз! Теперь, вероятно, ее уже нет…
Оба они, склонившись над носовым платком, тщательно его разглядывали.
— Нет ее, нет! — плачущим голосом твердил Жорж. — Ведь ты сама видишь, что нет… Да кроме того, я ее чувствую в носу!
Теперь он нажимал пальцем уже не ноздрю, а переносицу. Лицо его от непрерывного усилия побагровело.
— Ты еще, упаси Боже, наделаешь себе что-либо, — взмолилась мать. — Перестань дуть! Пойдем, спросим отца…
Старик Дюко расхохотался, когда увидал раскрасневшееся лицо сына, его слезящиеся глаза и услыхал рассказ о происшествии:
— От этого еще никто не умер, дитя мое! Кому из нас не попадала мошка в нос?..
— Это не мошка, отец! Если бы ты видел, какая это отвратительная бестия!
— Бестия, бестия… Не скорпионы же ползают по нашим розам! Да ты, вероятно, давно уже выдул ее. Теперь у тебя разыгралось воображение.
Жорж обиделся, как тяжко больной, которому не верят, что он болен. Он поднялся в свою комнату, и весь день старики слышали, как их сын ходил взад и вперед, чихал, сморкался, кашлял и в порывах злобы расшвыривал вокруг себя стулья.
— Ты бы пошел посмотреть, что с ним, — тревожилась мать.
Но отец, попыхивая трубкой, пожимал плечами и отвечал:
— Это воображение, тут ничего не поделаешь. Он проспится и забудет наутро.
Но Жорж, не сошедший вечером к столу и не впустивший в комнату отца, который решил, в конце концов, уступить настояниям жены и заглянуть к сыну — провел бессонную ночь. Стоило ему положить голову на подушку и остаться недвижным несколько минут, как он начинал явственно чувствовать медленный, но неуклонный ход чудовища: оно карабкалось вверх, все время вверх, пробуравливая ткани упорным и непрерывным движением своих бесчисленных ножек… Это было больно, страшно и омерзительно.
«Еще час или два, и она доберется до мозга! — думал с ужасом Жорж, сжимая челюсти и колотя себя кулаками по голове. — Она доберется до мозга, и я либо умру, либо сойду с ума! Что делать? Как ее остановить?»
На рассвете Жорж собрал свои вещи, уложил наспех чемодан и уехал в Париж, не попрощавшись с родителями.
Путешествие было ужасным. Каждое сотрясение вагона, каждый толчок отзывались в голове Жоржа острой болью. Ему казалось, что обеспокоенная тряской бестия с удвоенной силой прогрызает свой путь через кости и мясо…
Сослуживцы Дюко, увидав его распухший нос, багровое лицо и надувшиеся вены на лбу, перепугались.
— Что с вами случилось, старина? — спросил его управляющий конторой. — Ну и вид же у вас!
— Не правда ли, у меня скверный вид? — обрадовался Жорж первому слову сочувствия, которое ему довелось выслушать. — Это немудрено! Подумайте, какая со мной приключилась страшная вещь…
И он подробно рассказал шефу историю с чудовищем, попавшим ему в нос и засевшим там.
— Вам нужно покидать доктора, — посоветовал управляющий, выслушавший рассказ полусочувственно, полускептически. — Что бы там ни было, но в таком состоянии ходить нельзя…
Жорж поблагодарил начальство за сочувствие и сел работать. Постепенно мысли его отвлеклись от образа страшного насекомого, и голове несколько полегчало. Вечером, выйдя из бюро, он прошелся но бульварам; от свежего воздуха стало совсем хорошо, и дома он поел с аппетитом. Однако, это улучшение продолжалось недолго: едва он лег в постель, как началась прежняя ноющая, сверлящая, невыносимая головная боль. Ему казалось, что тысячи раскаленных докрасна буравов вертятся в его мозгу, что голова пухнет, пухнет и вот-вот разлетится вдребезги…
Утром он не выдержал к пошел к врачу. Тот выслушал его рассказ, покачал толовой и сказал:
— По-видимому, у вас сильная нервная мигрень. История же с насекомым, грызущим мозг — нелепость. Не может насекомое жить у вас в носу, да еще добираться до мозга… Ерунда какая! Это — плод вашего воображения. Я должен вас серьезно осмотреть, чтобы узнать причину мигрени…
— Никакой мигрени у меня нет! — вспылил Жорж. — Я прошу вас избавить меня от насекомого! Я умру от этого! Я с ума сойду, если вы его не вытащите!
Врач пожал плечами.
— Я не хирург, — сказал он сухо. — Обратитесь к моему коллеге, профессору Варнье… Могу дать вам письмо к нему.