свою жизнь не переставала удивляться множеству окружающих, которые не желали видеть очевидного, которые ходили на ненавистную работу, а потом за три-четыре недели отпуска пытались наверстать вычеркнутый ими добровольно из жизни год. И таких не было жалко, глупого жалеть бессмысленно, было очень жалко их детей, которые по-детски, как велела им природа росли, игнорируя этот фантастический придуманный родителями режим года из одиннадцати месяцев летаргии и одного месяца ЖИЗНИ, странные дети желали жить каждый день без вычетов и перерывов…

А с войной и военными вообще всё странно и чем дальше, тем страньше и страньше… Уже, кажется, даже детсадовцы знают, что военные всегда готовятся к прошлой войне, хотя любой генерал мирного времени голову на заклание даст в том, насколько он глубоко прогрессивен, и готов к самой наиновейшей войне, но из раза в раз будет учиться солдатской кровью и разбомблёнными городами за новый так ему необходимый опыт войны в новых условиях. И это не только наше кошмарное лето сорок первого, это и фиаско "неприступной" линии Мажино, фатальный позиционный тупик Первой Мировой, и практически конгруэнтное недоумение американцев во Вьетнаме и наше удивление в Афгане, когда оказывается просто не с кем вести фронтовые операции, а пройденная территория не стоит ничего… То есть в мирное время военные с азартом и упорством бьются за степень отглаженности шнурков, ровности ряда табуреток в казарме или за цвет "уставных" колготок у женщин-военнослужащих.^[2] А кому какое дело в этих глобальных игрищах до умения водить свои танки или стрелять из своих артиллерийских систем? Тем более, а может именно это самое важное, что на степень выравнивания табуреток средств никаких дополнительно не требуется, а вот выгнать технику на полигон или устроить стрельбы – это весьма чувствительная "копеечка"… Но и тут можно удивляться и восхищаться удивительным вывертам этой мирной логики, когда главком ВВС в своём выступлении заявляет, что "по результатам работы комиссии министерства неопровержимо установлено, что главной причиной лётных происшествий является лётчик!"^[3]  и буквально через пару минут заканчивает своё выступление распоряжением "…в целях профилактики лётных происшествий принять все меры для устранения главных причин", то есть, надо понимать устранять нужно ПИЛОТА, осталось только уповать, что в своём рвении подчинённые не дойдут до крайних степеней радикализма…

То есть в мирное время военные всех мастей прочно освоили и втянулись в замечательную игру, когда начальник грозно отдаёт суровый приказ, а подчинённый рапортует "Бу сделно!", только ничегошеньки делать даже не планирует, как и начальник знает, что никакого "Бу сделно!" не случится! То есть один приказал, другой вроде как правильно отреагировал, все довольны, игра такая и не нужно сюда всяким непонимающим гражданским лезть! Вот и стоит в мирное время даже не колосс на глиняных ногах, а просто некое сооружение в песочнице, в сторону которого все с уважением косятся "У-у-у-у! Большая какая дурища!", но только не нужно ЭТО трогать и вопросы дурные задавать. Вот с такими армией и флотом Российской империи встретились на Дальнем Востоке армия и флот Божественного Тенно.

При этом нелишне вспомнить, что в те годы Генштаб не входил в структуру управления войсками, его основной задачей было опекать и обеспечивать учебный процесс в собственной академии. Что ещё удивительнее, у Генштаба даже задачи по теоретическому обоснованию и обеспечению военной доктрины не было, всё, что варилось в его недрах так и оставалось местечковым умствованием и фанфаронством списанных из войск генералов и полковников, хотя, отдельные пробивные таланты "вопреки и несмотря" из этой кухни вырастали. Вообще, руководство сухопутными войсками представляло из себя удивительную картину. Формально во главе всего стоял император, но это единственный объединяющий сухопутчиков фактор. Всё остальное представляло из себя такой винегрет, где разобраться весьма не просто. Вроде как ниже должен быть военный министр, вот только у гвардии, у патронируемых полков, у казаков, у разных родов войск были свои структуры управления, которые министру не особенно и подчинялись и его приказы для них имели в лучшем случае рекомендательный статус. То есть командир полка, у которого шефом была великая княгиня Ольга, к примеру, мог спокойно проигнорировать приказ военного министра, на том простом основании, что приказ не подписан шефом полка, то есть его прямым начальником.

Флот на этом фоне был куда сильнее консолидирован, хотя и он имел два независимых полюса в виде Балтики и Черноморья, которые аналогично жили своей изолированной жизнью и не особенно интересовались распоряжениями из центра.

Вот именно поэтому на фоне нагнетания напряженности на театре военных действий только на Дальнем Востоке имелось минимум три разных варианта организации отпора возможной агрессии со стороны Японии, плюс у флота парочка, а ведь формально во главе всего стоял аппарат наместника Алексеева, но чихали на него все, ведь и из центра телеграфировали весьма грозно и решительно. Вот и получалось, что любой начальник имел своё видение ситуации, свои планы, на основании чего принимал решения и производил действия. О такой глупости, как согласованность действий не то, что между армией и флотом, а даже между разными корпусами речь не шла. Вот и занимались штабы серьёзной работой по обоснованию невозможности выполнения всех полученных сверху приказов или иными маневрами затягивания и бумажной волокиты. До Японии ли в таких условиях?

Так что появление на театре такой фигуры, как адмирал Макаров, это не столько надежда на его флотоводческий и командный гений, а использование авторитета его фигуры, которого хватит для того, чтобы выступить организатором и сделать управляемой местную аморфную массу. В сухопутной армии такой фигуры в те годы видимо не имелось, в принципе, и Куропаткин мог резвиться как угодно…

Глава 28

На мостике "Новика" было сыро, ветрено, зябко и неуютно, эскадра, дружно коптя и зарываясь в волны неспокойного Жёлтого моря, уже второй раз за последние несколько дней легла на курс к внешнему Артурскому рейду. Приближался сумрачный зимний рассвет двадцать шестого января. "Новик" вместе с "Боярином" осуществляли охранение-патрулирование движения эскадры, как было предписано в полусотне кабельтовых восточнее русской броненосной линии. Назвать разбросанные по морю разрозненные ходовые огни "линией" или ещё какой-то формой эскадренной эволюции не решился бы самый оптимистичный