украденных у путников. Стол, отягченный серебром, стоял посредине зала. Пажи разносили вино в ковшах и вазах, вывезенных из ближайших храмов.

Было ужо одиннадцать часов. Оргия, шумная и пьяная, была в разгаре.

— Пью за здравие дьявола! — раздался чей-то хмельной возглас.

Веселый смех приветствовал этот тост, и пировавшие поспешно опустошили свои кубки.

И только Барнабас побледнел и несколько тревожно спросил:

— Какое число сегодня?

— Двадцать четвертое декабря, сочельник. Разве ты не слышишь, как гудят колокола церквей? Итак, пейте еще, друзья, за здоровье нашего покровителя, Сатаны, — провозгласил тот же гость.

— Канун Рождества? — переспросил граф Барнабас, и он стал считать что-то по пальцам…

Вдруг друзья заметили смертельную бледность, покрывшую лицо графа и то, что лоб его увлажнился крупными каплями пота. Барнабас дрожал, словно в лихорадке. Друзья вскочили со своих мест и поспешили к хозяину. Барнабас пытался улыбкой скрыть охватившее его волнение. Решительным шагом он оставил комнату, бросив гостям:

— Я пойду справить черную мессу!

И он вышел, шатаясь.

Пьяные, праздные гости-шалопаи восторженно аплодировали в ответ на слова своего вождя.

Оргия продолжалась. Пробило двенадцать; в свои права вступила полночь, таинственная, полная мистических замыслов полночь. Настал страшный час, когда отворяются могилы и приходят с того света грешники… Пришла полночь, когда на земле наступает царство повелителя ада…

Вместе с последним глухим ударом на башенных часах раздался душераздирающий крик. Даже привычные уши пировавших не слыхали ничего подобного этому крику и, внезапно отрезвленные, испуганные, они переглянулись. Послышался еще крик, более похожий на стон, но в котором так же явственно слышалось отчаяние и ужас. И он заставил гостей оставить гостеприимный стол.

Что же случилось, в самом деле?

Точно смягчились каменные сердца людей, не устававших убивать. То, что они слышали, не было похоже ни на крик живого, ни на возглас привидения: это был предсмертный стон приговоренного…

Гости, встревоженные, бросились к дверям с криками:

— Подайте сюда огня, факелы!..

И рассыпались по узким коридорам и темным залам замка.

Они осмотрели и обыскали все комнаты — нигде никого, ни самого Барнабаса. Какой-то мистический страх обуял гостей.

— Осталась только зала чудес, — вполголоса заметил кто- то.

«Зала чудес» находилась в самом верху башни. Кроме графа, никто туда не подымался; и он обычно возвращался оттуда разбитый и больной, точно его касалось там дыхание смерти.

Медленно поднялись гости Барнабаса по крутой каменной лестнице. Добравшись до тяжелой, внушительных размеров дубовой двери, они приостановились и стали слушать сквозь замочную скважину.

Послышался им странный звук, похожий на мурлыканье кошки.

Кто-то расхрабрился и изо всей силы толкнул дверь ногой.

— Он смеется над нами! Высаживайте дверь!

Под напором дверь поддалась… В зале чудес оказались только: кошка, длинный свиток пергамента на столе и мертвое тело на полу. Кошка бросилась к окну и исчезла во мраке ночи. Пергамент был испещрен кровавыми буквами. Труп был телом Барнабаса, изуродованным когтями, со свернутой шеей.

Гости покойника опрометью оставили комнату.

Они успели, при помощи факелов, разобрать начертанное на пергаменте. Хартия эта отдавала душу Барнабаса Сатане, как дань за несколько лет безумств.

Дьявол сдержал слово, Барнабас также…

Наутро вассалы пришли проводить в могилу своего господина. Тело его снесли из залы чудес вниз, и на дрогах, запряженных шестеркой лошадей, повезли гроб на кладбище. Внезапно лошади остановились, и не было сил сдвинуть их с места… Церковный служитель приподнял крышку гроба: из него вылетел громадный черный жук, а тела Барнабаса как не бывало.

Все это значится в летописях. И по сей день в замке Гюгстейн раздаются по ночам стоны отверженного и блуждает его привидение, а следом за ним крадется гигантская тень черной кошки.

II

Вы думаете, конечно, что этот жуткий эпизод послужил на пользу наследникам графа? Ничуть не бывало! Сыновья графа Барнабаса остались нечестивыми, и разбои их приводили в трепет народ.

Три сына Барнабаса со своими детьми поселились в Гюгстейне и предавались днем грабежам, а ночью — изощренным оргиям.

Как-то вечером стража вызвала их на большую дорогу, где проезжали восточные купцы с роскошными тканями. Господа поспешили грабить проезжих. Хозяин товара беспрекословно отдался им в плен. Это был человек лет тридцати, хорошо сложенный. Одет он был в прекрасное платье огненного цвета. Зеленоватые глаза его глядели строго, почти сурово… Мрачная, зловещая улыбка не покидала его губ… Но властители Гюгстейна не утруждали себя разглядыванием его лица.

Вернувшись во двор замка, они поспешили разложить награбленный товар. Давно уже не видали они подобных богатств!..

Пленника своего они приказали свести в темную темницу. Он все так же насмешливо молчал и заговорил только тогда, когда сторож принес ему кусок хлеба, воду и солому.

— Нет, от этого я отказываюсь. Пойди, скажи графам, что я привык к вину и пищи такой же, как у них и что спать я могу только на мягком ложе. Я не сожалею об отнятом у меня, но прошу их взамен позвать меня к своему столу. Пойди и передай, — заключил купец повелительным тоном.

— Ну что же, приведи, пожалуй, сюда нашего пленника; он, кажется, человек бывалый и позабавит нас своими рассказами, — дал свое согласие старший граф.

Действительно, купец оказался приятным собеседником. О чем бы он ни говорил — он умел коснуться всего с тонким знанием и неисчерпаемым остроумием. Он чаровал своих слушателей бесконечными рассказами, а после и чародейскими фокусами: по его приказанию сами собой стали наполняться пустые кубки, срывались со стен сабли и кинжалы…

Испуганные хозяева давно встали из-за стола… Пробила полночь… Словно вырос гость-купец, вытянулся во весь рост и обратился к старшему графу:

— Граф Гюгстейн, проститесь с жизнью. Мы сведем счеты с вами, и я расправлюсь с вами судом Сатаны…

Едва договорил он свои слова — замок вздрогнул от сотрясения, и рухнувшие стены его похоронили нечестивцев. Сквозь дым и пламя вылетел злой дух. Так погибла эта семья разбойников. С тех пор прошло много лет, прошли века, а на развалинах Гюгстейна никто не решается выстроить новое здание.

Морис Ренар КОНЕЦ БАЛА

Через несколько дней после того, как герцог де Кастьевр