Как известно, Квай-Гон Джинн был адептом Живой Силы, поэтому Сила всегда была на его стороне. Даже когда дело касалось Йоды. Йода же, зная о таком преимуществе, никогда не читал, что в своих командировочных отчётах пишет Квай-Гон, — ведь дела всё равно пойдут так, как задумал Квай-Гон, а Йода хотя бы не будет знать, на что же тратятся бюджетные деньги, и, соответственно, расстраиваться тоже не будет.

Вот и в этот раз Квай-Гон подсунул ему командировочные на подпись, хитро улыбаясь. И хотя Йода никогда не заглядывал в эти бумажки и заглядывать не собирался, в этот раз Сила особенно настойчиво советовала ему воздержаться от любопытства. Что, в общем-то, являлось жестом милосердия с её стороны, потому как сумма, обозначенная в документах, превышала все приличные — да и неприличные тоже — границы обычных командировочных. И Йоде об этом знать было совершенно необязательно, а то так и до Тёмной Стороны недалеко.

Квай-Гон опять умудрился довести Совет Джедаев до кипения своими выходками, поэтому было решено сослать его — а заодно и его юного падавана, Оби-Вана Кеноби, милого в общем-то мальчика, который, к сожалению, в будущем обязательно станет таким же невыносимым, как и его учитель, — подальше от Храма Джедаев на месяц-другой. Местом ссылки был избран Сельскохозяйственный корпус, который находится на планете Таанаб — пусть теперь другие повозятся с этой неугомонной парочкой. А неугомонная парочка пусть повозится в земле, — всё же они были рыцарями-джедаями, а что может быть хуже для таких искателей приключений, чем скучная работа фермера?

Но Квай-Гон не был бы Квай-Гоном, если бы не пошёл против воли Совета Джедаев даже в таком вопросе, как наказание. Поскольку не только он доводил Совет до отчаяния, но и Совет — его, то он решил, что будет вполне справедливо устроить себе небольшой двухнедельный отпуск за счёт Ордена, и не в Сельскохозяйственном корпусе, а на роскошном космическом судне — на обратном пути с Таанаба на Корусант, в Храм Джедаев. Квай-Гон решил отыграться за все годы непозволительного и несправедливого, как он думал, отношения к себе со стороны Совета.

Но каким бы хитрым и своенравным не был Квай-Гон, он всё же был джедаем, поэтому совесть не позволила ему совсем не посетить Сельскохозяйственный корпус, впрочем, особо напрягаться он там и не планировал.

Квай-Гон умудрился составить своё расписание так, чтобы получить максимум удовольствия от предстоящего наказания. С утра пораньше они с Оби-Ваном отправлялись в небольшой питомник со всевозможными видами фауны, собранными со всех уголков Галактики. Пока Квай-Гон радостно ухаживал за всеми этими тварями, в которых души не чаял (стоит заметить — твари отвечали ему взаимностью: самые буйные и дикие ластились к его рукам и начинали урчать, причём некоторых даже не останавливало отсутствие необходимого для урчания органа), Оби-Ван валялся на старой кушетке, расположенной здесь же, в питомнике, и либо предавался блаженному ничегонеделанию, либо читал очередную книгу о захватывающей жизни контрабандистов, либо спал, видя чудесные сны о предстоящем космическом круизе с приключениями и пиратами, где он вместе с Квай-Гоном, а лучше даже без него — в одиночку — спасал от смертельной опасности экипаж корабля и всех его пассажиров.

После обеда им следовало отправляться на поля, чтобы помогать другим джедаям ухаживать за урожаем, но поскольку за ними особо никто не следил, то на полях они появились от силы всего пару раз за те полтора месяца, что провели в Сельскохозяйственном корпусе. В остальные же дни по пути на место работы им удавалось вполне успешно затеряться в зарослях чучи — сладкой ягоды малинового цвета, — где уже Квай-Гон предавался послеобеденному сну, медитации и познанию Живой Силы, в то время как Оби-Ван литрами пожирал чучу, время от времени по наказу Квай-Гона тренируясь срывать спелые сочные ягоды, используя Силу. Кожица на ягодах была очень нежной, поэтому через пару часов, несмотря на все усилия, Оби-Ван с ног до головы оказывался забрызган чучевым соком.

— Я уверен, эти ягоды лопаются от прикосновений ваты или меха, да даже от воздуха, а не только от неосторожных движений! — однажды возмущённо проговорил стремительно теряющий терпение Оби-Ван.

— Терпи, падаван — джедаем станешь, — только и ответил ему лениво возлежащий на травке Квай-Гон, приоткрывая один глаз.

А вечером, перед ужином, они, как правило, возвращались в свои комнаты отдохнувшие и полные сил. Оби-Ван отмывал свои красные от чучевого сока руки и лицо — впрочем, не всегда успешно, — закидывал вещи в стирку, и они отправлялись сражаться на световых мечах или на рыбалку к ближайшей местной речушке, что находилась на окраине леса. Там они засиживались до темноты, жаря рыбу на костре и смотря, как медленно догорает закат, темнеет небо и зажигаются первые звезды на тёмно-синем небосводе.

У костра же они и разговаривали обо всём на свете. Квай-Гон поведал Оби-Вану несколько историй из своего детства, о том времени, когда он был падаваном мастера Дуку. Много говорили и о Живой Силе.

Однажды вечером, слегка задержавшись на рыбалке, они отправились в обратный путь по темноте, и перед ними открылась поистине волшебная картина: стихло стрекотание ночных насекомых, а затем в поросшем дикой травой поле вдруг мягко засветились сотни белых огоньков. Сначала огоньки медленно ползли по тонким травинкам, а затем легко срывались с самых кончиков и, суетливо кружась, поднимались вверх. Восторгу Оби-Вана в тот момент не было предела. Он, радостно хохоча, бегал по полю, пытаясь ухватить хотя бы один из огоньков, которые впоследствии оказались крохотными бабочками со светящимися крылышками. Квай-Гон же всё это время добродушно поглядывал на своего ученика. В тот час сердце его наполнялось тихой радостью от окружающей красоты.

— Это, ученик, — сказал он в тот вечер, — одно из самых прекрасных проявлений Живой Силы. И мы, джедаи, существуем, чтобы сохранить и приумножить всю красоту и любовь, что дарует нам мир.

Они тогда ещё долго стояли рядом, обнявшись, смотрели на танец крохотных бабочек, на звёздное небо и вдыхали запах лесной травы и цветов.

***

Так или иначе, полтора месяца их ссылки — или, скорее, отдыха — в Сельскохозяйственном корпусе подошли к концу, и вот уже они стояли у трапа огромного роскошного туристического звездолёта с довольно банальным для такого класса судов названием «Райская Планета». Название, впрочем, вполне