вообще-то точно так же выгляжу, а что поделаешь, если поры года у нас ничем не отличаются. Я вообще не понимаю, зачем делить год на зиму, весну, лето и осень. Хватит и того, что у нас двенадцать месяцев. Еще и названия какие понапридумывали: Аврарий, Баварий, Ваварий, Гаварий, Даварий, Емль, Жаварий, Заварий, Иварий, Каварий, Лаварий, Мемль. Так и учил их как считалочку. Хотя, как вот понять простому безграмотному люду, когда год заканчивается и начинается, раз все месяцы одинаковые? Хорошо хоть, что в каждом месяце ровно тридцать дней, и в каждой неделе по десять. А что было бы если б по-разному было? Ага, полная неразбериха. Да и названия у месяцев мудреные, так что хорошо, что хоть дни называют просто: первый, второй… десятый. В общем, ну это все. Что это я вообще об этом?

— Твоя одежда готова, — проскрипел камердинер. — Помочь?

— Отстань. Сам справлюсь.

Гарлиус пожал плечами и уселся на диван, взял в руки пилочку и принялся приводить свои и так безупречные ногти в порядок. Что он там каждый день спиливает — ума не приложу. Я вот свои грызу, так они расти боятся. Правда, за это мне от бабули здорово влетает. А я ей назло еще больше грызу. Что я, баба какая, с ровными ногтями ходить? Еще б сказала, чтоб я косички заплетать стал!

Камердинер так выразительно посмотрел на мою одежду, что я аж вздрогнул. Хоть он и каждый день мне прислуживал, а мне все равно рядом с ним было не по себе. А вот ему, я думаю, со мной было очень даже неплохо, потому что я сам за него делал всю его работу, чтоб он меня лишний раз не трогал.

— Да одеваюсь я, одеваюсь. Иди пока… э… прогуляйся что ли.

— Нет. — Вот вроде бы всего одно короткое слова, но у меня аж зубы свело от скрипа.

Я когда-то, когда совсем маленький был, обращался к Гарлиусу на «Вы», но деда объяснил, что так говорят только с волшебниками, да и то только с теми, кто в Школе учился. Если честно, то я не понял, к чему это он. Все равно ведь нет никакой другой школы, где учили бы волшебству. А Гарлиус у нас вообще с волшебством дела не имел. Хорошо хоть, не выродок, как я. А то б его тоже в Школу отправили. Хотя нет, его б не отправили — он же из простой семьи. Наверное. Вообще-то я про него совсем ничего не знал и не очень-то хотел. К тому же, это он только со мной себя так ведет. При деде с бабулей он просто паинька.

Я огляделся по сторонам, и в который раз меня передернуло — терпеть ненавижу эту комнату, или «покои», как их все называют. Тут действительно можно упокоиться — так тут мрачно и холодно. Стены выкрашены в черный цвет, а потолок — в серый. Насколько я знаю, так в комнате наследника было всегда. И не потому, что так наследникам очень нравилось, или традиция такая была. Просто сколько бы ни старались перекрасить и стены, и потолок, они все равно становились такими же, как прежде. Даже у деда ничего не получилось, а он у нас в семье самый талантливый. Меня каждый раз передергивает, когда я сюда захожу. Только вот от холода дрожит не тело, а душа.

И еще: зачем одному человеку, а тем более подростку, комната, где может поместиться добрая половина всей нашей прислуги, а если потесниться, то и злая. А их там всех не меньше сотни. Да и разве удобно спать на кровати, на которой можно пяти парам пляски устраивать, и те не стукнуться друг о друга, даже если очень захотят? Я обычно на самом краешке сплю — так деру давать проще. А этот тяжеленный черный в белую крапинку балдахин? Каждый раз боюсь, что он меня во сне придавит.

Только одно я тут люблю — портрет моих мамы и папы. Раньше, еще до того, как я родился, он висел в Большой гостиной, но дед решил его снять и на чердак снести. А я нашел недавно и упросил мне отдать, вот теперь картина и висит в моей комнате. Каждый день, когда я спать укладываюсь, долго смотрю на своих родителей, желаю им спокойной ночи и только потом засыпаю. Надо будет забрать портрет с собой, а то ж не усну.

Гарлиус закончил пилить ногти, а я все еще не оделся. Камердинер приподнялся, словно собирался встать и помочь мне, как предлагал. Поэтому я шустренько стащил с себя свою любимую одежду и взял в руки ту, что для меня приготовили. Бе! Пакость какая!

Разве ж может настоящий мужик бабские тряпки на себя нацепить! А как еще эти белые чулки с подвязками да туфли с огромными бантами обозвать? Деревенские увидят — стыда не оберешься. У нас даже девочки бантики только на косы привязывают. А тут такое позорище да еще с кружавчиками. И деваться мне некуда — дед везде меня достанет. Ничего, по дороге убегу. Жаль только, что с конюхом не получилось.

Все равно убегу! Я ж мужик, а мужик с любыми трудностями справится. Поэтому я стиснул зубы и, стараясь не смотреть в зеркало, влез все-таки в это бабское убожество. Белые чулки, короткие, до колен черные бархатные штаны, белая рубаха (с кружавчиками же!), синий жилет с золотыми пуговицами и короткая темно-синяя бархатная мантия — вот какую мерзость меня заставили надеть. Да я ж со стыда провалюсь, если меня друзья увидят! Да и жарко в этом.

— Причешись, — сказал Гарлиус, а я подпрыгнул от испуга — совсем забыл, что он тут. Вот уж по кому я точно скучать не буду, так это по своему сторожу-камердинеру. Какой от него вообще толк, если я все равно почти все сам делаю? Но деда говорит, что он у нас что-то вроде… Как он там говорил? А! Кто-то вроде семейной реликвии. Деда еще маленький был, когда он к нам служить пришел. Или это с прадедом было?

Я сделал вид, что ничего не слышал и стрелой выскочил из комнаты. Ну, не люблю я причесываться — что тут поделаешь! А стричься вообще ненавижу, поэтому и отрастил патлы до плеч. Иногда сам их ножом подрезаю, когда уже совсем длинными становятся. Не, лохматым я не хожу, обычно в хвост их завязываю, и нормально.

— Марвус! — окрикнули меня, и я застыл на месте, уж очень я боялся повернуть голову назад. Только все равно придется — родная бабушка ж зовет.

— Да? — я обернулся и попытался улыбнуться. Вышло как-то не очень, но я лучше не мог. Боюсь я ее, вот что. Вроде бы маленькая пухленькая совсем седая старушка, а как глянет — так душа в пятки уходит.

— Марвус, ты же знаешь, что нельзя бегать по коридору. Твой шаг должен быть медленным и внушающим уважение. Ты ведь наследник! И ты не имеешь права испортить в Школе репутацию нашего рода. Твой дедушка — Верховный волшебник Школы! Никогда не забывай об этом!

— Да, бабушка.

— Ты должен помнить, что ты обязан сделать все возможное, чтобы научиться волшебству.

— Да, бабушка.

— И ты должен вести себя достойно.

— Да, бабушка.

— И всегда одеваться подобающе.

— Да, бабушка.

— Ты помнишь, как нужно обращаться к Корвиусу в Школе?

— Да, бабушка.