жить дальше?»

Маркус бессильно опустился на ступеньку. В его ушах все еще звенел последний вопрос Сюзанны, который она выкрикнула перед тем, как хлопнуть дверью:

— Кем же, господи помилуй, ты должен быть, чтобы творить такое?

Часть I

История учит людей тому, что история ничему людей не учит.

Махатма Ганди.

1

Корова медленно встала, пошатнулась и упала. Несколько других животных поднялись, когда к ним, пересекая большое пастбище, подкатил «лендровер», в котором сидели двое мужчин.

— Появились на свет уродами, — сказал Рэй Эванс, сидевший за рулем. — Копыт нет, передвигаются на суставах. Посмотрите, мистер, — как вас зовут? Простите, я плохо слышу.

— Марвин, — ответил его пассажир. — Маркус Марвин.

Он выглядел плохо: бледный, усталый, совершенно подавленный.

— Конечно, Марвин, — кивнул Рэй Эванс и показал на скорчившееся животное, которое не смогло встать. — Смотрите, мистер Марвин. Хоть волком вой, правда? И эти еще не самые уродливые. Самых страшных еще телятами съели койоты.

Два быка снова упали.

— Они на ногах не держатся. Вот такие дела, мистер. Это беда.

Пастбище находилось в предместье маленького городка Меса, на неровном, шероховатом плоскогорье в восточной части штата Вашингтон, граничащего с Канадой. Ветер здесь всегда юго-западный, со стороны огромной атомной резервации Ханворд. В воздухе над городком собираются все испарения, поднимающиеся от реакторов и опытных хранилищ радиоактивных отходов, с заводов по производству трития и плутония и от установки контроля за реактором. Часть отходов сбрасывается в Колумбию, и могучая река щедро питает ими поля маиса и картофеля, пастбища, фруктовые сады и виноградники.

Нарастающий грохот расколол тишину. Марвин поднял голову. Низко, едва не задевая реакторные башни Ханворда, летел самолет.

— Идет на посадку в аэропорт Три-Ситис, — крикнул Эванс. — И так — по несколько раз в день.

Аэропорт Три-Ситис назывался так потому, что обслуживал три города: Рихланд, Кенневик и Паско. Маркус оглянулся и посмотрел на Ханворд. В холодном полуденном свете очертания башен и зданий казались жесткими и острыми. На часах — 11:28. Пятница, 11 марта.

— Три-Ситис — большой аэропорт, — крикнул Марвин. Громадный самолет с чудовищным ревом пронесся над их головами. — В Ханворде на атомных станциях есть противовзрывная защита?

— На многих нет, — проорал Эванс. — Мы об этом всякий раз вспоминаем.

Марвин уставился на фермера. Тот был вне себя, да и выглядел кошмарно: с воспаленными глазами, дрожащими руками и губами, с несвязной речью. Краше в гроб кладут.

«Я не хотел в это верить. Я думал, что все, кто рассказывает подобное, лжецы. Однако все они говорили правду. Везде, куда я приезжал в последние дни, я видел то же самое. Это самые кошмарные недели моей жизни».

Боже правый, какое подлое свинство!

Сюзанна, думал бледный усталый мужчина. Ах, Сюзанна…

Он уехал в командировку сразу после ее ухода. Руководство отправило его знакомиться с американскими атомными станциями и системами безопасности. Авария в Библисе вызвала большие волнения в Германии. Слухи о существовании в США более эффективных, чем в ФРГ, систем безопасности надо было либо подтвердить, либо опровергнуть — это и входило в задачу Марвина. Было бы вполне достаточно побывать на атомных станциях малых мощностей, на которых происходили стандартные аварии. Но Марвин решил пройти до конца. И оказался в штате Вашингтон, в атомной резервации Ханворд.

Ты права, Сюзанна, думал он. Правы все твои друзья. Но дела обстоят еще хуже, чем вы думаете. Как мы счастливы были когда-то, Сюзанна, ах, как счастливы…

«Nessun maggior dolore…» Строка Данте вспомнилась неожиданно. «Ничто не приносит большей боли, чем воспоминание о счастливых временах в минуты печали». Счастье ушло, думал Марвин, потеряно навсегда.

Он то и дело взглядывал на мужчину за рулем. Они были одеты примерно одинаково: вельветовые брюки, сапоги, кожаная куртка поверх хлопчатобумажной рубашки. Только Марвин еще сжимал в руках кинокамеру.

Фермеру Рэю Эвансу было тридцать семь лет, но выглядел он на все шестьдесят. На голове почти нет волос. Лицо изборождено глубокими морщинами. Бесцветные глаза. Сильно вспухшая щитовидная железа. Так выглядят многие живущие здесь.

На окраине атомного комплекса, на высоте нескольких метров Марвин увидел три установки для производства пестицидов, которые рассеивали над полями ядовитые облака. Это длилось целый день: с того момента, когда едва начинал брезжить утренний свет, и до вечерних сумерек.

Эванс все еще говорил о животных.

— Пару лет назад здесь стали рождаться монстры. Овцы со слишком маленькими, а то и с двумя головами. Без ног. Без хвостов. Прямо как в фильмах ужасов про Франкенштейна. Местный ветеринар, доктор Клейтон, все время говорил: дружище Рэй, ты неправильно кормишь животных, потому и приплод получается таким. Черт возьми, доктор! Уже тогда я знал, почему у моей скотины, да и у соседской, получается такой приплод. На самом деле, знали все. Это все излучение от башен, огромное излучение, оно губит животных, губит людей, заражает землю и воду, — он махнул рукой в сторону резервации. — Там находится термоядерный реактор, видели его, мистер?

— Да.

— Во время войны там делали плутоний для бомбы, сброшенной на Нагасаки. Вот как давно он находится в эксплуатации! Больше сорока лет. Вы думаете, с тех времен им был необходим плутоний для их чертовых боеголовок? Больше сорока лет идет излучение. Больше сорока лет продолжается это убийственное свинство. Все погибают, все: люди, животные, вода, земля… Здесь, напротив, в N-реакторе тоже производили плутоний. В начале года это прекратилось. Не могли обеспечить должную безопасность.

«Лендровер» прыгал по ухабам.

— Дефицит безопасности! — мрачно продолжал Эванс. — Пока реактор работал — дело было дрянь. Кому мешала резервация все эти годы? Да никому! Честные эксплуатационники, не так ли? Те, кому принадлежит резервация, те, кто зарабатывает себе на жизнь с ее помощью — они и их дети здесь не живут.

Сюзанна, думал Марвин, Сюзанна. Я верил, что этот способ получения энергии безопасен. Вероятность несчастного случая — один за десять тысяч лет, и это самое худшее. Всего один-единственный случай через десять тысяч лет! Два года назад полыхнул Чернобыль. Все сказали: халатность Востока, у нас это невозможно. Совершенно невозможно. И я говорил так же, и я тоже… И что?

— Да, — гнул свою линию мужчина с распухшей щитовидкой, — но что