историка.

Женька вывалил на сковородку тушеную картошку из холодильника и, пока она грелась, развил свою теорию. Он говорил о том, что никто этот пресловутый "Архипелаг ГУЛАГ" не читал. Так как же можно осуждать то, чего в глаза не видел. Потом спросил у собеседников, кто из них читал Солженицына. Петрович недоуменно пожал плечами и заметил, что даже фамилия у писателя какая-то антисоветская. А Григорий сообщил, что читал "Один день Ивана Ивановича", про лагерь.

— Денисовича, — поправил Женька и, под воздействием выпитого, честно признался. — "Иван Денисович"- произведение познавательное, но, в общем-то, обычное. Так же как и "Повесть о пережитом" Дьякова. Интересно. Особенно для тех, кто в сталинских лагерях не сидел. А вот я недавно читал первый роман Солженицына, который вышел на Западе, "Раковый корпус" называется. Вот это- настоящая литература. Когда я его прочел, понял, что Солженицын- это выдающийся писатель. После него все наши литературные генералы, вроде Проскурина, Анатолия Иванова или Маркова кажутся скучными и неинтересными. Жуют свою соцреалистическую жвачку, восьмой вариант шолоховской "Поднятой целины". Все одинаково: строительство колхоза в деревне, скрытые враги, запретная любовь, происки карьеристов, юморной мужичок обязательно присутствует. Только Шолохов догадался Давыдова пристрелить, а эти его последователи не рискнули и пишут бесконечные продолжения от страницы к странице все хуже и хуже.

А Солженицын? Даже по стилю видно, что он — классный писатель.

— Так что же его не печатают? — спросил Петрович.

— Я бы тоже не рискнул публиковать этот солженицынский роман в нашей стране, — ответил Женька. — Слишком уж честно, сильно и правдиво написано. Причем, нет злостного охаиванья, а просто настолько ясно выписаны факты, что становится понятна вся нелепость и абсурдность нашей теперешней действительности.

Мужики выпили и стали приводить свои примеры несуразности жизни. Прапорщик рассказывал о бардаке в Советской армии, а слесарь о дурацких порядках на заводе.

В дверь снова зазвонили. Оказалось, пришел сосед Стасик и попросил разрешения позвонить по телефону. Дело в том, что во всем доме только у одних Никоновых был установлен телефон. Григорий, открывавший дверь, поскольку Женя раскладывал горячую картошку по тарелкам, благосклонно разрешил.

На кухне на минуту примолкли, но звонивший говорил хотя и радостно, но односложно, и про него вскоре забыли, продолжив галдеж.

Минуты через три в проеме кухонной двери нарисовался улыбающийся Станислав и громко сказал:

— У вас, граждане, — праздник, похоже? Позвольте и мне присоединиться, тем более, что у меня тоже есть повод для торжества и горючее имеется.

Молодой человек извлек из дипломата узкую бутылку коньяка "Белый аист" и продолжил свою речь:

 Купил вот, а отметить событие не с кем. Вдобавок, вы так яростно обличаете существующий строй, что невольно хочется поучаствовать в антисоветском диспуте.

— Ну, если ты со своим, то садись, — согласился Петрович. Женьке мы кран сменили, у Григория отпуск начался. А у тебя что за праздник?

— Развелся я, — улыбаясь, сообщил Стасик, пододвигая стакан к разливавшему остатки водки Евгению.

Женька от неожиданности чуть не пролил, так у него дернулась рука. Открывавший коньяк прапорщик застыл с ножом в руках, а Петрович уставился на говорившего с приоткрытым ртом.

— Что ж так? — наконец спросил он.

— Да вы не переживайте, соседи. Это был брак по расчету, а расчет кончился и брак по боку, — пояснил молодой человек, выбирая себе кусочек хлеба.

Все молча выпили за такое странное торжество, а Станислав стал рассказывать свою историю.

— Я, товарищи одноподъездники, всю свою молодую жизнь занимался спортом — стайер, так сказать.

Фигурнов посмотрел на собеседников, стараясь понять, ясно ли им последнее слово.

— Бег на длинные дистанции, значит, — пояснил Женька.

И его молодой сосед продолжил:

— Я, вообще-то, родом из Миасса, мои предки до сих пор там живут. А меня, когда я стал показывать хорошие результаты, забрали в Челябинск, в спортинтернат. Надо сказать, что в беге достиг я неплохих результатов: выступал за сборную области, молодежную, конечно. Участвовал и был призером республиканских и всесоюзных соревнований. Даже два раза был за границей — в Болгарии и Румынии. Чтоб без дела не болтаться, меня здесь в техникум монтажный пристроили. Я бегаю, а мне зачеты ставят.

Ох, и хорошая у меня была жизнь: поездки по стране, девочки в каждом городе, кормежка что надо, да еще бабки можно было делать. Но, увы! Всему хорошему приходит конец. Моего тренера в Ленинград переманили, он бы и меня с собой взял, да я ахилл порвал.

Давайте, соседи, обмоем эту мою неудачу, из-за которой у меня вся жизнь наперекосяк.

Разлили коньяк по стаканам и выпили, закусив остывающей картошкой.

— Два месяца я в больнице провалялся, — продолжил Станислав, и на этом моя спортивная карьера была закончена. Худо-бедно, но хоть с образованием я не прогадал. Техникум в позапрошлом году закончил и пошел по распределению в один краснознаменный, передовой строительный трест работать. А там мне — второй жизненный удар судьбы, первый- это когда травмировал ногу. Оклад мне положили сто рублей?! Как на них жить, если я спортсменом в два- два с половиной раза больше имел. Полгода с родительской помощью прожил, а потом за меня заступились и выдвинули освобожденным комсомольским секретарем. У меня кореш — Валька Скобликов в райкоме инструктором числится, так это он и посодействовал. В деньгах выигрыш небольшой, а в возможностях — значительный.

А комсомол, надо заметить, у нас еще тот. Благо, хоть взносы прямо с зарплаты вычитают, а то и не соберешь совсем. Комсомольцы все разбросаны по стройуправлениям, билеты теряют, на учет не встают, на собрания не ходят… Кошмар! Ну, думаю, надо что-то сделать, чтобы обо мне будущие поколения помнили. И сделал! Купил на комсомольские деньги — их у меня шесть тысяч было — инструменты для ВИА. Гитары три штуки, барабаны, ионику. А то там на танцы со стороны все кого-нибудь приглашали. Купил и, пока не спохватились, остатки — шестьсот рублей — выписал в виде премий комсомольскому активу. Себя тоже не забыл. Дело это в прошлом году было.

А потом меня за такие подвиги взгрели. Вызвали в партком и спросили, как это я умудрился деньги, что организации на полгода дали, за один раз растратить. Тут, понимаешь, еще все праздники осенние впереди, а денежки тю-тю.

Стало руководство меня ругать. Долго решали, что со мной делать. Ну, во-первых, уволить меня нельзя — я молодой специалист. Во-вторых, в очереди на