уполномоченной тетеньке. Но у них там своя военная тайна. Оказывается, существует список нотариальных контор, где для ветеранов дешевле. Только список, вот незадача, куда-то запропастился. Не найдут никак. Обещали позже найти и перезвонить. До сих пор ищут.

Вдруг подумала, что оказалась в реальности, в которой значимы только женщины. Пьеса, где все роли женские. Нет, мужчины тоже присутствуют, но как-то… за стеклянной стеной, что ли. Они зрители. У них свои важные дела, работа, поиски смысла, честолюбивые устремления. Может, они и сочувствуют мне по-своему, но как безнадежно сошедшей с дистанции. Упавшей за борт. Трудно объяснить, но когда оказываешься наедине с бедой, в ситуации выживания, то попадаешь на уровень, где тебя окружает только женская, почти хтоническая энергетика. Понятно, что не только целительная и добрая. В этой игре действуют разные фигурки, от черных до белых — и ты, аллегория Медицины, и вы, архивные чиновницы, больничные санитарки, киргизские сиделки, участковые врачихи. Но когда совсем плохо и кажется, что ты уже идешь ко дну, тебя держат на плаву женские мелочи — кофе с Дианочкой, шепот Алтынай, полуседая Катина шевелюра, даже неумелые старания Айкыз — это ведь она старику попу подтирает, а не этот, на красном «ниссане».

Щастье в тройном размере

Чтобы не ухнуть в депрессию, радость надо вливать в себя ежедневно. Ложками. Как рыбий жир. Насильно, разумеется. Вчера решила впервые самостоятельно объехать квартал — тут же бумкнулась о заборчик. Пытаясь сдать назад, встала поперек улицы и вот уж где наслушалась ругани и бибиканья! Смиренно вернулась на исходные позиции. Сегодня с утреца попробовала еще раз — уже без конфузий.

Ура! Я же теперь могу ездить в ЦСО за памперсами! А то у них нет-нет, а потом кааак выдадут за три месяца! Вот и бегаешь, как челнок, три раза за три квартала. С этими тюками.

Господи, адреналину-то сколько! Так вот ты какой, настоящий антидепрессант!

Поехала в ЦСО. Стала выяснять, что нам еще положено. Слышала, у них есть санитары, которые могут лежачего дедушку донести до ванной, вымыть и вернуть в кровать. Но милые сотрудницы объяснили, что такие услуги — только для одиноких. И то раз в полгода, и по записи.

Для ходячих у них даже какие-то кружки существуют, или клубы по интересам. Проходя, видела в открытую дверь — цветочки, занавесочки, чистенькие старушки сидят и оживленно беседуют. А лежачий— это уже за скобками, не нужен никому. Мне даже крамольная мысль в голову пришла — могли бы, например, на День Победы придти на дом ветерана поздравить. Может, ему бы и полегчало.

А он ведь еще живой, еще ждет внимания — не от дочери, это само собой, а от общества. И воспринимает это внимание совсем по-другому. Почему он на меня сердится, а на Аню нет? Потому что думает, это к нему медсестру государство приставило. Заслуженно!

Телефонный звонок. Кто? Рустам? Вот уж чего не ожидала.

— Лариса Петровна, простите меня! Я был как дурак! Я никогда, никогда больше! Сам не знаю, что на меня находит! Как выпью — сразу драться. Я вас очень уважаю, и Аню очень люблю. Простите! Не хочу, чтобы вы обо мне плохо думали.

Делаю строгий учительский голос:

— Вам у нее прощения надо просить. А не у меня.

— Нет, это вы меня простите! — и взволнованно дышит.

Зачем звонил? Не поняла, ей-богу.

Сегодня — щастье есть! Даже в тройном размере!

Те два часа, пока я, оставив спящего, осваивала технику езды по третьему кольцу, старая «Ока» сына лишь изредка взбрыкивала. Сломалась же окончательно ровно в пяти метрах от подъезда — это везение первое. Почти дома! Но… машинка стоит и не дышит. И пахнет горелым маслом.

Везение второе — точно в тот миг мимо проходил сосед, ученый-геолог и по совместительству поэт. В припадке корпоративной солидарности, не жалея приличного пальто, помог откатить коробчонку в кусты, дабы она не загораживала проезжую часть. В итоге влетаю в квартиру за пятнадцать минут до визита барышни Оли из фонда «Справедливая помощь». Про «доктора Лизу» слышали? Это ее фонд. Барышня эпизодически помогает мне бороться с папиными пролежнями. Без Алтынай они опять активизировались. Ничего у меня без ее золотых рук не получается! Три месяца без нее, и проблемы нарастают, как снежный ком.

Оля — третье везение. Безвозмездно таскается к нам в такую даль с мешком перевязочных материалов (в том числе гипоаллергенных «дышащих» пластырей, которых нет в аптеке!) и отказывается от материальных проявлений благодарности. Максимум, что удалось впихнуть, — банку варенья из райских яблочек.

Уфф, как все совпало!

А если б машинка сломалась где-нибудь на Савеловской эстакаде или в Лефортовском тоннеле? И Оля ждала бы под дверью, а то и вовсе бы ушла? Вместе с пластырями!

Чем бы таким отблагодарить мироздание?

Хотя процесс, похоже, односторонний.

Оно благодарностей не требует.

Терминальная стадия

У папы жуткий отек в паховой области — видимо, из-за лежачего положения. Анечка предупреждала, но что делать? Пересаживать в кресло не могу, Айкыз тоже это не под силу — и так уже три месяца. Хорошо хоть сын приезжает иногда, носит деда в ванную, но это мало что меняет. И теперь такой отек, просто подушка — даже памперс не застегивается.

Я в отчаянии. И кто мне скажет, что я должна делать?

Хорошо хоть каникулы в школе, на работу бежать не надо.

Врачи приходили, трое за неделю. Один терапевт сказал — пить мочегонное горстями, второй — не горстями, а очень осторожно, но зато вызвал хирурга из поликлиники.

Явился хирург восточной наружности — я его узнала, тот самый товарищ Азизов, с усиками и чарли-чаплинскими ужимками.

— Слюшай, чэго волнуэшся, а? Мусульманский малчик когда обрэзание дэлать, тоже отек бывает. Ну, троксевазином, что ли, намажь.

Посоветовал найти частного уролога и ушел. Отек тем временем увеличивается, от мочегонных отец вообще полумертвый, про троксевазин сами понимаете — по нулям. Ну, и куда нам дальше обращаться?

А тут еще Новый год, все врачи празднуют.

Полезла в Интернет. Нашла частника, который согласился посмотреть больного — «всего» за семь тысяч.

Приехал — крупный, холеный, в золотых очках. Долго смотрел, мял, выстукивал. Потом предложил выйти на кухню.

— Его сколько врачей смотрели? — холодным таким голосом.

— Четверо.

— И что, никто вам не сказал, что это терминальная стадия? Никто не понял? Недели две осталось. Ну, месяц — максимум.

Взял бесстрастно гонорар и ушел.

В квартире жарко, а я заледенела. И не с кем разделить ужас.

Через два дня чудо — моя Алтынай приехала! Обнимаю со