жених? — задала вопрос блондинка, сканируя взглядом бальный зал.

— Он любезно вызвался принять участие в вечернем аукционе. Уже поддерживает семью, — объяснила мать Сидней — Шарлин Блэйк. Каждый год доходы ежегодного маскарада аукциона холостяков, устраиваемого Родонитовым обществом, вносились в «Фонд грамотности» семьи Блэйка. Участие Тайлера в популярном аукционе было очередной галочкой в списке бытия Тайлера-совершенного-зятя.

— Как мило, — промурлыкала блондинка.

Да. Мило. Конечно, хозяйка церемонии уже подозвала к себе Сидней, и дала ей номер Тайлера для полной уверенности в том, что Сидней выиграет его компанию этим вечером.

По словам ее матери, это было альтруизмом и глупостью. И, очевидно, позволять жениху общаться с женщиной, подобной алчной блондинке с жестким взглядом весь вечер, расценивалось как непростительное безрассудство.

— Если вы нас простите, нам нужно идти за наш стол, — сказала Сидней, посматривая на сцену в мягком мерцании света. Слава Богу. Её попытки быть милой могли провалиться в любую секунду.

Пробормотав о хорошем окончании ночи, она направилась к столу, зарезервированному для ее семьи. Обойдя толпу, она взяла бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. Здравый смысл подсказывал, что игристое вино не погасит ее головную боль, но зато станет легче находиться на этом адском вечере. Постоянное заискивание, завуалированные лестью комментарии, подобные кинжалам, неизменная осмотрительность при нахождении в кишащих акулами «социальных водах» — ее мать была в этом признанной чемпионкой. Но Сидней?

Слишком мало терпения, слишком «тонкая» кожа и слишком высокая чувствительность к жизненному дерьму, тормозили её на пути к общественной мудрости.

К большому разочарованию Шарлин Блэйк.

Она взглянула на свои тонкие, простые золотые часы — девять часов пятнадцать минут вечера. Двери молодежного центра закрылись пятнадцать минут.

Она улыбнулась.

Сугубо деловые сестры — Йоланда и Мелинда Эванс, управляющие «Молодежным девчачьим центром Майи Анжелу» в Брайтоне, будут полностью заняты сегодня вечером и завтра утром с двадцатью девочками возраста двенадцати-четырнадцати лет, ожидая посещения вечеринки с ночевкой. Пучина тоски пронзила ее насквозь. Она должна быть там со своими сестрами и подростками. Она так ждет встречи с детьми, ставшими ее сердцем и страстью. Они приняли ее как родную и безоговорочно любили. Они не видели в Сидней избалованную светскую дочь Джейсона Блэйка.

Они не видели безлимитного счета в банке, свободного входа в Бостонскую элиту или канала к благосклонности отца... или к бизнес-предложениям. Девочки из центра видели её. Сидней, помогающую им с домашней работой, и готовую выслушать, не осуждая ни в чем. Сидней, которая не боялась вспотеть при игре в «кикбол», или безо всякой подготовки присоединиться к конкурсу «Just Dance 4». Сидней, говорящую им, что они очень красивы и верящую в то, что каждая из них будет великой (прим.: Just Dance 4 — танцевальная видеоигра).

Однако когда она была довольна работой, наставляя подростков, ее родители думали, что это несравнимо с устраиванием чаепитий, членством в комиссии по благоустройству... или покупкой холостяка. И когда чувство долга обязало, или вернее родители обязали — Сидней должна была ответить.

Преданность семье, обязанности и ответственность петлей обвились вокруг ее шеи, и она сделала глоток из бокала в надежде, что это ослабит натяжение веревки.

Она со вздохом опустилась на свое сидение с атласной обвивкой, несколькими секундами позже появились ее родители.

Зал взорвался аплодисментами, разговоры оживились при выходе ведущей на сцену. Почему-то она сомневалась, что энтузиазм вызывали айпады в аудиториях.

— Давайте без лишних слов позовем наших холостяков! — объявила женщина. Спустя несколько секунд высокий, худой мужчина в безукоризненном черном костюме вышел на сцену. Хоть белая маска и скрывала полностью его лицо, каждой клеточкой своего тела тот источал уверенность. Не то, чтобы его самоуверенность удивляла. Хоть она и не узнала его, она могла предположить, что ему было хорошо известно о том, что его желают все присутствующие в комнате дамы — всё-таки шестизначный доход был обязателен для каждого холостяка.

Циничность, твое имя, Сидней.

— Первый холостяк, с которого начинается наш вечер, по праву может называться главным Бостона, а мир — его офисом. Он посещал в роли финансиста, белые пески Дубая, крутые скалы западной Ирландии и Рим — красоту старого света, его любимого города. Три прилагательных, лучше всего характеризующих его: управляемый, упрямый и дико романтичный.

Признательный хохот пронесся по толпе. Ведущая улыбнулась и продолжила считывать со своей карты.

— Хоть он и не был никогда женат, женщина, в которую он влюбится, будет непринужденной, независимой и иметь чувство юмора. Женщина, которая зацепит его сегодняшним вечером, насладится ужином на крыше в Риме, — она подождала, пока возбужденные возгласы стихнут, прежде чем продолжить. — Ужин будет иметь продолжение в виде ночной прогулки на одной из известных площадей города и похода по магазинам на следующий день, перед вылетом обратно домой. Разве это не звучит шикарно? Давайте начнем торги с двадцати тысяч, — она кивнула, с лучезарной улыбкой указывая на кого-то. — У нас есть двадцать тысяч. Кто предложит двадцать одну? Двадцать одна. Двадцать две?

И так начались бешеные торги. Спустя многоразовое повышение ставки за «лот», холостяк номер один отправился за семьдесят тысяч долларов женщине, достаточно старой, чтобы быть его бабушкой. Пожалуйста, ради его блага, пусть она купила его для своей внучки или хотя бы для дочери. Иначе... Сидней вздрогнула.

Холостяки под номерами два и три были проданы за тридцать и сорок тысяч долларов, соответственно — те не предлагали заказанных столиков в Италии — и, когда четвертый ушел со сцены за приличные пятьдесят тысяч долларов, Сидней мыслями вернулась обратно.

Холостяком под номером пять был Тайлер. И даже, если бы она как-нибудь об этом забыла, мама все равно напомнила ей совсем не нежными похлопываниями по бедру.

— И холостяк номер пять, — объявила хозяйка за секунду, перед тем как Тайлер вышел из крыла. Он дошел до центра сцены и остановился, держа руки в карманах брюк смокинга. Его стойка выгодно