прощание, оттягивать его не имело смысла, но я в глубине души надеялся услышать от нее слова… не знаю какие, но надеялся. Я предложил Патриции поехать в небольшой, но очень дорогой ресторан в отеле «Кемпински», он славился прекрасной живой музыкой и хорошей кухней. Нас проводили на открытую веранду, усадили за столик прямо у перил, так что перед нами был только океан. Официант зажег свечу, кроме нее ничто не рассеивало темноту, для того, чтобы прочитать меню, нам дали два фонарика. Посетителей почти не было. Я обратил внимание на то, что рояль закрыт. На мой вопрос официант ответил, что музыки сегодня не будет, кажется, он сказал о болезни пианиста. Принесли напитки, Патриция пила сухой «Мартини» с оливкой, я испоганил начало ужина русской водкой на голодный желудок. Молчали. Патриция заговорила первой:

— Лэд, я не буду тебе звонить. Прости.

Я понял ее, но все же спросил:

— Почему?

— Ты ни разу не сказал, что любишь меня.

— Ты тоже.

Она опустила голову. А я не понимал, что происходит. Мне хотелось вернуть время назад и никогда не помнить, что встретил ее в этом проклятущем отпуске, сломавшим не мою жизнь, нет, вдребезги разбившем моих неправильных глиняных богов. А как жить, если боги повержены, разбиты и осколки валяются у твоих ног? Что я буду делать без этой маленькой женщины из чужого мира, законов которого я не знаю и не могу знать?

Я встал из-за стола и подошел к роялю. Посмотрел на мэтра, застывшего у входа, он мелко закивал головой. Я откинул крышку, пробежал пальцами по клавишам. Заиграл мелодию «Прощального ужина» Вертинского. Я играл и думал…

«Мы пригласили тишину…». Нам не о чем говорить, потому что впереди нет ничего…. Вот и тишина…

«Они, как яркие огни, горят в моем ненастье…». Такое ненастье, как у меня, — лучше уж удавиться…

«Благодарю вас за любовь, похожую на муки…». А любовь ли это, или бледный отблеск неприкаянного одиночества…

«За упоительную власть пленительного тела…». Лучше бы секс, только секс и ничего кроме секса, не было бы так больно…

«Я поднимаю свой бокал за неизбежность смены». Смены чего? Привычек, взглядов, натуры, самой жизни, чего? Да, это случится…. Наверное.

«Я не завидую тому, кто вас там ждет, тоскует…». Неправда, господин Вертинский, завидую, еще как завидую, по-черному, только не хочу думать об этом…

«Я знаю, я совсем не тот, кто вам для счастья нужен, а он иной…». Тоже не соглашусь, я, может, как раз тот и есть, впрочем, не знаю…

«Даже кораблям необходима пристань». Нет, уже не нужна пристань, если к сорока не сумел…

«Бродягам и артистам!» А, вот! Нашел себе определение. Бродяга, да. Артист из меня хреновый, а бродяга и есть бродяга. По чужим жизням и душам. Вот оно и спелось мне. По крайней мере, полная ясность.

Я вернулся к столику.

— Что это было, Лэд? — тихо спросила Патриция.

Я сбивчиво попытался растолковать ей, что такое романс, она ничего не поняла. Сказала только: «Ты играл это не для меня, для себя».

Что я мог ответить?

Было совсем поздно, когда мы вышли из ресторана и побрели по аллее. Шелестел океан, а воздух чуть слышно пах водорослями и духами Патриции. И вдруг случилось непонятное. Нас бросило друг к другу, я впился в ее губы, грубо лапал ее тело, она хрипло стонала, увлекая меня в сторону от аллеи. Но в эту зависшую секунду я почувствовал, что кто-то легонько хлопнул меня по плечу. Я оттолкнул Патрицию и резко обернулся. Перед нами стоял Шон. Он снисходительно улыбался.

— О, cunt, — хриплым, низким голосом грязно выругалась Патриция. — What are you doing here? Do you want me to leave you, bastard? What the hell are you following me?^[3]

Шон ничего не ответил жене. Продолжая улыбаться, он взял меня за руку.

— Отойдем на минуту, мистер Лэд. Я должен вам кое-что сказать.

Патриция смотрела на нас, кусая губы.

Мы отошли на несколько шагов так, чтобы она не могла нас слышать.

— Видите ли, мистер Лэд, мне кажется, что вы слишком далеко зашли в своих забавах с моей женой. Я знаю все о ней и о вас, но я очень снисходительно отношусь к ее… причудам, хотя она ничего подобного раньше себе не позволяла. Я очень люблю ее, а вот она меня не любит совсем. Она вышла за меня замуж по обоюдному соглашению со всеми сопутствующими условиями. Одним из этих условий была ее полная свобода в браке, другим — соблюдение внешних приличий. Я очень богатый и влиятельный человек, мистер Лэд. У меня нет претензий к вам, но, все же, осмелюсь просить вас улететь сегодня ночным рейсом. Думаю, это будет лучше, в первую очередь для нее. Вы согласны?

Я обернулся и посмотрел на Патрицию. Она стояла, опустив голову, как будто в эту минуту решалась ее судьба. Она ждала решения.

А я… Странная штука произошла со мной. Я превратился из Лэда во Влада и отчетливо ощутил это, испытав даже некоторую гордость.

Я схватил Шона за воротник и резко ударил под ребро. Он икнул и согнулся пополам, сломавшись в своем длинном теле. Я плюнул на его лаковый белый ботинок и подошел к Патриции. Она сжалась, будто ожидая удара.

Я погладил ее волосы.

— Прощай, — сказал я, спокойно глядя ей в глаза. — Ты права, тебе не стоит мне звонить. Нам не дано измениться. Прости за мужа, я был резок.

Но он, кажется, испортил тебе жизнь своей любовью. Я не хочу оказаться на его месте.

А теперь уже несколько лет в меня падает серое лондонское небо, да еще мочит мое нутро мелким колким дождем. И нет мне покоя. Неужели маленькая слабая женщина может разбить цельную натуру вполне взрослого и очень уверенного в себе человека? Неужели такое возможно?

Примечания

1

Заказ еды из ресторана в номер гостиницы.

(обратно)

2

(обратно)

3

П……ец! Что ты делаешь здесь? Ты хочешь, чтобы я бросила тебя, подонок? Какого черта ты следишь за мной?

(обратно)