Дверь с водительской стороны открывается и за руль торопливо запрыгивает высокая рыжеволосая фигура. Что за проклятое утро?!

— Нихуя ты с нами не поедешь, — сообщаю я Кинану, не давая ему даже захлопнуть за собой дверцу. Яркость его рыжих волос настолько очевидно сигнализирует о родстве с Эд, что Джанин Мэтьюз не нужно быть Эрудиткой, чтобы рассмотреть в нем её родного брата; ей не нужно помнить их родителей, работавших до этого кровавого месива в высшем эшелоне Фракции, чтобы его узнать.

Кинан усаживается, ухватываясь за руль с такой силой, что костяшки на его пальцах белеют, и раздается хруст суставов. Его лицо напряжено, подбородок подрагивает, губы злобно поджаты. Это наша первая встреча с момента, когда он узнал о смерти сестры, и я рад тому, что могу найти разумные доводы, чтобы быстро от него избавиться.

Не оборачиваясь ко мне, уперев замерший взгляд в крестовину руля, Кинан тихо цедит сквозь зубы:

— Я не могу не поехать.

— Я понимаю твоё желание отомстить, но…

Он резко дергается на сидении — рукоять его пистолета в кобуре с глухим стуком ударяется о крепление ремня безопасности — и выплевывает мне в лицо:

— Мне плевать, что ты понимаешь, Эрик. Я еду и точка.

— Во-первых, — я наставляю на него палец, едва сдерживаясь, чтобы не превратить его в кулак и не вышвырнуть его к черту из кабины. — Поубавь обороты. Во-вторых, если ты просто хотел со мной пободаться, считай, что у тебя получилось. А теперь возьми себя в руки. Мэтьюз узнает тебя, и если ты и в самом деле хочешь спасти Эмми, то это должно тебя беспокоить.

Он смотрит на меня, шевеля подбородком, то закусывая, то облизывая губы, хмурясь и шевеля носом. Я отчетливо вижу его отчаянную борьбу со слезами. Это словно опрокидывает во мне каменную стену.

— Я все сделаю, — добавляю тише, продолжая под рукавом форменной куртки раздирать рану. — Обещаю.

Кинан отворачивается, опуская голову к рулю и содрогаясь всем телом в молчаливом рыдании.

— Это ты виноват, — сдавленно отвечает он. — Ты и только ты. Надеюсь, тебе очень больно.

Я смотрю, как он, старательно пряча лицо, выпрыгивает из транспортера. Тянуть больше некуда. Подвигаю к себе экран бортового компьютера и вызываю Джанин. Она отзывается мгновенно. Белобрысая сука, вероятно, извелась в своем таинственном бункере в ожидании отчета.

— Почему так долго? — недовольно фыркает она. Потому что готовил всё для твоего смертного приговора, тварь, думаю я, но отвечаю:

— Макс мертв.

Она выдерживает паузу, и я добавляю:

— Я схватил Тобиаса Итона и Трис Прайор.

Это вызывает у Джанин больше интереса, чем смерть давнего — верного, в отличие от остальных, взятых силой и инъекциями — соратника:

— Отлично. Прайор нужна мне срочно. От её дружка избавься.

Я закрываю глаза и усмехаюсь. Ну конечно, избавься от жены, затем избавься от последнего во всем Чикаго — на всем проклятом свете — человека, которому можешь доверять. Резонно. Избавься от дружка или ослушайся и тем самым избавься от дочери. Сука.

— Куда её везти?

— В Бесстрашие.

Так не пойдет. Я снова впиваюсь пальцами в порез. В физической боли есть кратковременное облегчение.

— Ты сказала «срочно», а Бесстрашие в другой стороне от Эрудиции, это раз. Я хочу увидеть Эмми, это два.

Джанин цедит злобно и дробно:

— Вези. Её. В Бесстрашие. Эрик! Оставишь её с отрядом в гараже, за ней приедут.

— Ну уж нет, Мэтьюз, — вспыхиваю я, повышая голос. — Я лично передам тебе Прайор и только после встречи с Эмми. Мне нужно удостовериться, что она жива. Иначе показная казнь отменяется, и ты получишь только труп малолетки, усекла?

— Опомнись, Эрик, — шипит Джанин. — Не смей мне ставить условия, ты не в том положении. Вези её в Бесстрашие. Отбой.

И она прерывает связь. А я понимаю очевидное. Она в Бесстрашии, и всегда там была, прямо под моим носом. Прайор ей и в самом деле нужна срочно, и она будет её ждать в своём командном бункере, напичканном техникой и эмблемами Эрудиции, но спрятанном в подвалах Бесстрашия.

Это объясняет, почему Рыжая и Эмми оказались в её командном пункте так быстро, уже наколотые её сывороткой; это объясняет фарс Макса со спусканием в гараж и любезно открытой мне машиной. Действие электрошокера не было настолько сильным и длительным, чтобы они успели меня куда-то вывезти. Они меня даже в автомобиль не заталкивали. Я отчетливо почувствовал на бицепсах крепкую хватку рук, волочивших меня по полу. Это объясняет показное обнаружение тела Рыжей недалеко от территории Эрудиции. Джанин была согласна бросить на себя тень подозрений — накануне открытия сезона кровавой охоты это уже не играло для неё особой роли — лишь бы убедить меня, что сама она, мозг её операции и Эмми находятся там, среди белоснежно-стеклянных высоток их Фракции. В то время как она не покидала Бесстрашия вовсе.

========== Глава 23. ==========

Грохот выстрела в сырости подземного гаража звучит оглушительно. Худосочная ручонка дергается под моими пальцами, Трис Прайор вздрагивает и пытается увернуться от фейерверка цементных крошек. Я стреляю в первую попавшуюся на глаза камеру наблюдения, и та взрывается искрами и бетонной пылью из поврежденной выстрелом стены. Расчет прост: потеря одного из множества глаз в такой небезопасной близости к свято охраняемому командному центру будет замечена незамедлительно.

— Эй, Джанин! — оборачиваясь к работающей камере в противоположном углу, говорю я. План совершенно безрассудный, шаткий, основанный на маниакальной одержимости Мэтьюз, потерявшей покой и здравый смысл из-за этой девчонки. Кто бы мог подумать, что именно она окажется искомым дивергентом? Кто бы мог подумать, что она согласится — какое великодушие, какое самопожертвование во имя совершенно лишившегося ума и здравого смысла Четверки, какое самоотверженное стремление отомстить за смерть родителей — на участие в этом представлении? Кто может знать, подействует ли это? Кто может предположить, пойдет ли хоть что-то близко к тому, как я намеревался действовать?

Единственное я знаю наверняка: я убью Прайор, если это потребуется. Если она хоть наполовину настолько важна для этой белобрысой суки, как мне это представляется, такой шаг будет подписанием смертного приговора Эмми. И Тобиасу. Возможно, Итона придется