добралось даже в прошлом году, когда рухнуло берлинское и гамбургское подполье, продержавшееся все эти страшные двенадцать лет.
«Из личного дела сотрудника 5 отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР товарища Ася…
В органы иностранной разведки перешла из Коминтерна… Преданный делу освобождения рабочего класса и пролетарских котов товарищ, постоянно работает над повышением уровня своего знания учения Маркса-Ленина-Сталина, в работе инициативна и находчива…»
Когда они обсудили все накопившиеся вопросы, Штирлиц отвез контакт к разрушенному дому.
— Тебе есть где жить? — спросил он.
— Не пропаду, — сказал Мими. — Выпустите здесь, доктор. Не стоит вам лишний раз светиться.
Штрилиц открыл дверь, она соскочила на покрытый каменной и кирпичной крошкой асфальт.
— Сегодня День Парижской Коммуны, доктор, — сказала Мими на прощание и добавила по-французски. — Justice éternelle, fraternité éternelle!
— Вечная справедливость, вечное братство! — теми же словами, но по-русски, и поэтому очень тихо, ответил Штирлиц.
Мими довольно мурлыкнула и исчезла в соседнем здании, которое не так сильно пострадало от ночной бомбежки.
«Лично и секретно от премьера И.В.Сталина президенту Ф.Д. Рузвельту. 5 апреля 1945 года.
Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, а также не менее ответственные и сознательные псы и коты, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди, собаки и коты многократно проверены нами на деле…»
Эпизод третий: Письмо Гоголю
Мы как раз собрались есть, при этом всей семьей, которая редко бывает в сборе в полном составе. То есть все сидели за столом, даже мой сын, Оболтус, а Ленка, моя жена, приготовилась раздать всем еду. От которой пахло очень даже хорошо.
У стола сидели пес Агафон (добрейшей души пёс-сталинист) и кот по имени Кот (наглая левацкая морда). Это был тот редкий момент, когда оба хвоста могут находиться друг подле друга, не занимаясь теоретическими или историческими спорами, или выяснениями бытовых отношений — кто может лежать на кресле, например.
Правда, Агафон смотрел на нас и на стол с обычной собачьей преданностью и радостно: вот хозяева чего-то вкусное едят, сейчас и мне перепадет, и жизнь прекрасна! а Кот с обычным презрением: едят чего-то, чего я есть точно не буду, но ведь и не дадут, и жизнь — это юдоль скорби!
И вот только Ленка подняла крышку с большой кастрюли, как в дверь позвонили.
По звонку я понял, что поесть в ближайшее время не удастся. Вздохнул и пошел открывать.
Там их много было, кто в штатском, кто в форме. Расплодилось их на земле русской, никто работать не хочет. Siloviki, в общем.
— Я на пол ложиться не буду, я полы не мыла, так что можете стрелять! — сразу сказала им Ленка.
Это она про прошлый раз, когда заявилась целая куча siloviki в масках и с автоматами. А все потому, что Оболтус (мой сын) и Агафон с нацболами что-то там учудили. Памятник полковнику Зубатову «от благодарных потомков из ФСБ» якобы взорвали. Динамитом. Ну, Оболтус ладно, молодой, но Агафон? Догматик до кончика хвоста — и связался с такой мелкобуржуазной публикой? «Нужно работать со всеми!» — бурчал Агафон на прогулке, где я ему выговаривал за ошибки в вопросе выбора союзников. Палку, впрочем, исправно приносил.
Кот сразу взметнулся на шкаф, откуда яростно зашипел что-то про полицейский террор.
Агафон рычал.
Оболтус смотрел насмешливо.
Ленка, как я уже сказал, ждала выстрелов опричников, чтобы красиво умереть на немытом полу.
Поэтому переговоры пришлось вести мне.
— Чем обязан? — спросил я у того, который был главный silovik — моложавенький бюрократ с рыбьими глазами. Главность я определил по дорогой кожаной папке в его руках с вытесненными на ней золотыми буквами «Прокуратура». Он вытянул оттуда бумагу.
В постановлении районной прокуратуры говорилось, что с IP-адреса нашего компьютера была проведена хакерская атака на сайт Патриарха Всея Руси, в связи с чем постановляется изъять всю компьютерную технику, имеющуюся в данной квартире.
— А в чем выразилась хакерская атака? — осведомился я.
Рыбьи глаза достал другую бумажку. В ней сообщалась, что такого-то числа был взломан сайт Патриарха Всея Руси и на его заглавной странице выложен текст экстремистского содержания.
— А что же это за текст такой?.. — не успел закончить я, как мне дали следующую бумажку.
Там было много букв. Взгляд выхватил из середины:
«…но неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? Попов… Не есть ли поп на Руси; для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете? Странно! По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе… Он говорит об образе: годится — молиться, а не годится — горшки покрывать».
— С каких пор классическое письмо Белинского Гоголю стало экстремистским текстом? — удивился я.
Мне тут же вручили следующую бумажку. Постановление Грозненского городского суда о внесении письма Белинского Гоголю в Федеральный список экстремистских материалов.
Я было хотел спросить, какое дело уважаемым магометанам-чеченцам до наших внутренних русских православных разборок, да испугался, что мне вручат еще какую-нибудь бумажку и мое душевное спокойствие будет окончательно утрачено.
— Приступайте к процессуальным действиям, — приказал человек с папкой своим людям и они разошлись по нашей квартире.
— Что это было? — спросила Ленка.
Я коротко объяснил. Она явно обрадовалась — не любит она все эти компьютеры и смартфоны, даже рецепты смотрит не в Интернете, а только в книге о вкусной и здоровой пище под редакцией наркома Анастаса Микояна, при этом в самом первом, классическом издании 1939 года, оставшейся от нашей любимой бабули. С автографом самого Микояна.
Я посмотрел на остальных.
— Какая контра это сделала? — грубо спросил я.
Оболтус пожал плечами:
— Знать не знаю никакого Патриарха!
Агафон прорычал:
— Не я.
Действительно, где Агафон и где хакеры? У него всего был один аккаунт в давно устаревшем Живом Журнале, да и там он был подписчиком только группы «Кровавые сталинские псы». Что