отменить. Я разыскался. Выходит, нет новостей?

— Почему же, есть. Аппаратура нашлась.

— Слава советской милиции!

— И знаешь где? В подвале второго корпуса. Оказывается, ее туда сгрузили.

— Кто?

— А черт его знает. Сейчас выясняют.

— Досадно. Придется расстаться с ореолом грабителя. А то, бывало, идешь по институту, все на тебя смотрят и вроде как удивляются — еще на свободе.

Лямин одобрительно смеется. Он хороший мужик, он искренне хочет мне помочь.

— Придумай что-нибудь, Игорек. Тебя не просто так, тебя по статье увольняют. Разжалобь старика. Явись забинтованным или… В общем, думай. До завтра еще есть время. Какой-то оправдательный документ ты привез?

— Нет. Вот если только ногу сломать.

— Да кончай ты придуриваться, надоело. У меня есть знакомый врач, он может помочь.

— Вас понял. Знакомый врач мне даст справку, из которой будет следовать, что гражданин Строков И. В. все эти дни находился в Москве, потому как негласно лечился в венерическом диспансере. Так? Спасибо, Лямин, знакомый врач в нашем крайнем случае, я полагаю, бесполезен.

— Ну, как знаешь.

— Если бы я знал? А то ведь придешь, а там актер Ярчинский. Такой вариант тоже возможен.

— Какой актер? Старик, я уж не знаю, где ты там был, но ты либо перегрелся, либо переморозился… Ладно, до завтра. Ни пуха…

Прерывистый гудок стучится в тишину. Никаких звуков, только этот вот гудок и мое дыхание.

Я стою над ворохом почты, пахнет пылью. В груди звенящая пронзительная пустота. Я свободен. Я невыносимо свободен. А еще — я при солидных деньгах, и в руках у меня голубой песец — ценнейшая по нынешним временам вещь.