Александрии, сорок тысяч евреев говорят, читают и пишут по-гречески и только по-гречески? Они не могут прочесть ни слова из книг Моисея, а псалмы Давида для них — загадка.

— Я так и знал, — сказал человек, склонный к измерениям. — Вот, почему Птолемей привез сюда семьдесят ученых из Иерусалима, чтобы перевести еврейские тексты на греческий язык. Семьдесят. Септуагинта. На самом деле, семьдесят два, не так ли?

Бен Шем вздохнул. — Ах, Эратосфен, мой дорогой мальчик. Такие ученые. Так серьезно. Но подумайте об этом! Евреи переводят еврейский язык на язык греческий для евреев. Где то тонкое чувство иронии, любовь к парадоксам, которые отличали ваших предков от крестьянских умов? Будь ваша воля, Ахилл догнал бы зайца Зенона на одном ударе пульса.

— Раввин…

— О, не обращайте внимания. Он слегка повернул голову. — Вы все еще пытаетесь определить размер и форму Земли?

— Да, все еще занимаюсь этим.

— Вы близки к решению?

— Минутку, рабби. Вы же знаете, что я должен сначала доложить обо всех находках Его Величеству.

— Да, конечно. Он прочистил горло. — Вы будете во дворце сегодня вечером? Чтобы отпраздновать приход разлива Нила? Они остановились перед резиденцией священника.

— Я буду там, — сказал Эратосфен.

*      *      *

4. Каменотес

Он пересек большой перекресток у великолепного мавзолея. Здесь был похоронен Александр в чудесном стеклянно-золотом гробу. А в соседней гробнице — Птолемей Первый. Дальше, на запад, лежал Ракотис, первоначально пристанище рыбаков и пиратов. Однако теперь, спустя восемьдесят лет после того, как завоеватель покинул нерожденный город, он был полон захудалых лавок и жилищ ремесленников, поэтов (в основном голодающих) и астрологов, разнузданных театров, бань (некоторые из них были чистыми), трущоб и некоторых удобств для моряков.

И так в улицу Каменотесов, и до первого магазина на углу. Он услышал стук зубил задолго до того, как вошел в рабочий двор. В центре четверо рабов, раздетых до набедренной повязки, обкалывали копию Афродиты Книдской. Помощник руководителя этого плана с тревогой слонялся вокруг бригады — призывал, уговаривал, время от времени нанося удары. Все они проигнорировали пришельца. Эратосфен пожал плечами и прошел в магазин. Где-то зазвенели маленькие колокольчики, и человек за стойкой поднял голову, прищурившись и кашляя. Каменная пыль давным-давно лишила его зрения и легких. — Ах, Эратосфен,— пробормотал он, поднимаясь. — Приветствую вас и добро пожаловать в мой скромный магазин. Он тихо застонал, пытаясь поклониться.

— И я приветствую вас, добрый Прафикл. Надеюсь, боги добры?

— Увы, великий геометр, дела идут ужасно. Когда наши нынешние поручения будут выполнены, я думаю, что мы умрем с голоду.

Посетитель улыбнулся. Бизнес всегда был ужасен, и голод всегда подстерегал старого мошенника. Даже в своей полу-слепоте Прафикл был до сих пор самым высококвалифицированным каменным работником в квартале. Он отказывал клиентам, и ему принадлежала половина недвижимости на набережной.

— Ну что ж, — сухо сказал Эратосфен, — прежде чем боги окончательно покинут вас, пожалуй, нам лучше закончить наше дело.

— Ах, да. Старый мастер сунул руку в шкафчик под прилавком, вытащил оттуда работу и осторожно положил ее на кедровую поверхность.

Это была статуэтка титана Атланта, согнутого, с руками, выгнутыми назад и вверх, будто держащего свою огромную ношу, Землю. Он был высечен из знаменитого красного гранита Сиены. В основании была надпись на греческом языке, которую Эратосфен проверил, медленно читая про себя.

Глаза старого скульптора не отрывались от него.

— Это прекрасно, — сказал гость. — Годы не омрачили ваших рук, старый друг. Ваши пальцы становятся еще более умелыми, если это возможно. Он вытащил из кармана плаща кошелек и бросил его на прилавок. — Остаток.

Прафикл не сделал ни малейшего движения к маленькой кожаной сумке. Он сказал: — Поручение было интересным, особенно в том, что не было поручено.

— В ваших словах нет смысла.

— Земля, которую будет держать Атлант... где она? Кто ее будет поставлять?

— Я позабочусь об этом.

— А какой формы она будет? Он позиционирован так, чтобы держать диск, или цилиндр, или квадрат. Или, возможно, даже сферу.

Эратосфен улыбнулся. — Как вы полагаете, добрый Прафикл?

— Два к одному, что вы доложите Его Величеству, что Земля имеет форму диска. Даже есть шанс на цилиндр. Три к одному против квадрата. Десять к одному против сферы. Он подтолкнул мешочек с оплатой обратно к Эратосфену. — Просто дайте мне подсказку, — прошептал он. — И оставьте себе ваш кошелек.

Геометр усмехнулся, отодвинул деньги и поднял маленькую статуэтку. — Я буду молиться богам, чтобы они сохранили ваше дело, старый друг.

Он вышел и продолжил путь на запад, приближаясь к гавани Эвностия.

*      *      *

5. Гороскоп

Он вспомнил одну из великих речей Перикла, когда подумал, что ее вспомнил (и, вероятно, немного отшлифовал) Фукидид.

«Каждый из наших граждан во всех многообразных аспектах жизни способен проявить себя полноправным господином и хозяином своей собственной личности, причем сделать это с исключительным изяществом и исключительной разносторонностью».

Что ж, Перикл, возможно, так было и с тобой, и с твоими афинянами, но со мной все по-другому. Когда моя ничтожная карьера, сама моя кожа! — это риск, я не чувствую ни изящества, ни гибкости. Мне страшно. Ибо у меня уже есть ясное представление о том, как будут выглядеть мои расчеты. Когда я сделаю свой доклад, очень многие люди будут очень, очень расстроены. Гор-энт-йотф предупредил меня, чтобы я не делал никаких измерений, связанных с Солнцем. — Это ересь, — сказал священник. — Даже грек, находящийся под покровительством монарха, не может безнаказанно нарушать наши религиозные законы.

Так почему же я здесь, на этой улице, в такой час? Я прекрасно знаю, почему.

Но я не должен показывать своего беспокойства. Что подумает Маркар? Мы с ним вместе учились у стоика Аристона в Афинах. После этого наши пути разошлись. Но теперь мы снова в Александрии.

Ах, Маркар, ты человек из Месопотамии, наполовину мистик, наполовину фигляр. Какая часть доминирует? Неважно. Мы всегда могли