как это делается, но самому выполнять такую задачу не приходилось. Сумеет ли?
Толя ощущает на затылке дыхание Павлика, чувствует на себе внимательный, испытующий взгляд Юрия Николаевича и как-то всем боком видит приподнявших головы отдыхающих на пляже, которые с любопытством смотрят на него. Всё это придаёт Толе смелости, и он быстро проделывает всё, что нужно, чтобы двинуть с места мотоцикл: выжимает сцепление, добавляет газ, переводит рычаг на первую скорость.
— Вперёд! — звучит команда, и Толя медленно и плавно отпускает рукоятку сцепления, одновременно круто поворачивая руль.
Отдыхающие вскочили с мест и наперегонки бегут к аллее, на которую выводит Толя свою машину. Они машут руками и кричат, не то восторженно, не то недоумевающе:
— Да будь ты неладен! Пузырь, а ведёт машину!
Толя искоса, краешком глаза, взглядывает на загорелых, бурна аплодирующих людей и тотчас сосредоточенно впивается в дорогу. Сердце успокаивается, становится легко и радостно. Как хорошо ощущать машину, покорную малейшему движению руки! Толя смотрит на свои вздрагивающие при толчках руки на дуге руля и удивляется: неужели это он, его руки держат руль и ведут машину?
— Дорога! — слышит он строгий, предостерегающий голос Юрия Николаевича.
«ПТ-10» едет по самому краю подъёма, рядом с невысоким земляным валиком, отгораживающим дорогу от обрыва. Машина начала крениться — это колесо гондолы уже взобралось на вал. Сейчас машина перевалится за него, и они полетят вниз.
Толя растерянно соображает, что надо делать, а мотоцикл наклоняется всё больше и больше…
— Не теряйся! — слышит он голос Юрия Николаевича, и рука в чёрной кожаной перчатке ложится на его руку, поворачивает руль влево.
Машина выходит на середину дороги и спокойно бежит в гору.
Павлик взволнованно дышит за спиной у Толи: положение было-таки опасное, вполне могли перевернуться или скатиться под откос. Эх, Толька! Упрекал меня в том, что замечтался, а сам?
Толя тоже потрясён своей оплошностью. Как это так получилось, что он зазевался и чуть не спустил машину под откос? Ведь он же хорошо знает, что в пути надо смотреть только на дорогу и больше никуда!
Они выехали на автостраду и догнали грузовик. Густые клубы пыли и приторный запах отработанного газа летят прямо в лицо мотоциклистам, и Толя взглядывает на Сомова: не надо ли обогнать?
— Обгоняй, только обязательно слева! — разрешает тот.
Толя и сам знал, что машину обгоняют лишь слева. Он добавил газ и дал сигнал обгона. Водитель грузовика стал прижимать машину к правой бровке, открывая Толе путь вперёд.
И вдруг, когда «ПТ-10» поровнялся с кабиной грузовика, водитель начал давать резкие, отрывистые гудки. Толя ответил протяжным, раскатистым сигналом.
— Без дела не сигналят! — строго заметил Юрий Николаевич. — Ишь разговорились!
— Так ведь папа же едет! — заливаясь ликующим смехом, ответил Толя. — Видали, как я его обогнал?
Мирон Васильевич продолжал давать резкие, отрывистые сигналы.
— Слышите, слышите? Сигналит папа, ох, и сигналит! — Толя беспокойно вертелся в седле. Ему хотелось оглянуться, посмотреть на отставший грузовик и в то же время надо было следить за дорогой.
— Спокойно! Просит остановиться! — сказал Юрий Николаевич, наблюдая за грузовиком. — Остановись!
Грузовик тоже остановился, и Мирон Васильевич вышел из кабины. По водительской привычке он окинул взглядом свою машину и медленной, развалистой походкой подошёл к ребятам. Посмотрел на «ПТ-10», на Павлика, на Сомова, а на Толю даже и не взглянул.
— Здорово живёте! — сказал он и кивнул на «ПТ-10». — Наладили? Ну, как тянет?
— Прилично, — сказал Сомов. — Компрессия, конечно, ослаблена, но ехать можно.
— Когда мы в санаторий ехали, я скорость до пятидесяти свободно довёл, — сказал Павлик.
— Довёл, а потом размечтался и чуть в канаву не завёз, — сказал Толя.
— А сам-то ты? Молчал бы уж! — сказал Павлик и пошёл осматривать гайки, не отвернулась ли какая-нибудь из них.
Мирон Васильевич, заслонив ладонями спичку, прикуривал. Толя теребил кромку пионерского галстука. Он не мог понять, как отнёсся отец ко всему происходящему: не то рассердился за то, что посмел обогнать отца и самостоятельно вести машину, не то, наоборот, похвалит. По лицу его определить это было трудно.
— Ребятишки-то ничего? Ведут?
— Ведут. Им только дорогу давай, — ответил Сомов.
— А ты не вертись в седле, как сорока на притыке! — неожиданно обратился Мирон Васильевич к Толе. — Что это за мода — водителю по сторонам смотреть? Гляди у меня! Дорога — дело серьёзное…
И хотя отец говорил сурово и сердито, но по смешинкам, игравшим в глубине его глаз, Толя понял, что отец им доволен.
— Не буду, папа! Да я и не вертелся совсем. Это только тогда, когда тебя заметил.
— То-то же!
— А ведь я тебя здорово обставил, а? — сказал Толя и засмеялся.
— Здорово, здорово, — согласился Мирон Васильевич. — Знал бы я, что это ты сигналишь — ни за что не уступил бы дорогу.
Он поерошил голову мальчика и добавил задумчиво:
— Ведь я вас остановил, чтобы тебя с руля снять… А теперь думаю: пускай едет! Ведь и за меня батя боялся, когда я в первый раз садился верхом на лошадь. И ничего — цел остался. Такой уж, видно, закон у нашей жизни: я в шесть лет верхом на лошади поехал, а сын у меня а одиннадцать — на мотоцикле. Ну, поехали. По машина-ам!
Толя завёл мотор и постарался возможно более плавно отпустить рукоятку сцепления. Мотоцикл покатился вперёд. Павлик оглянулся и помахал рукой стоявшему у своего грузовика Мирону Васильевичу.
А Толя, не отрываясь, смотрел на дорогу. Широкая и прямая асфальтированная магистраль развёртывалась перед ним километр за километром. Мальчику казалось, что это сама жизнь расстилается передним, влечёт и манит к себе своей неизведанной глубиной…
