что я услыхала ваш крик в коридоре и прибежала. Что с вами?

— Сон удивительный! — сказал я. — Я видел своего дедушку, который погиб во время войны. Я разговаривал с ним, как будто наяву. И подарил ему статуэтку Статуи Свободы, что стоит на моем столе.

Я машинально бросил взгляд на стол и вскочил с кресла: статуэтки на столе не было!

Я повернулся к Пегги:

— Где она?

— Успокойтесь, — сказала Пегги. — Вы сегодня после операции были как сомнамбула. Наверное, куда-то положили статуэтку и сейчас не можете вспомнить куда. Со мной такое тоже бывает.

— А со мною нет, — раздраженно сказал я и, заметив в глазах Пегги смятение, спокойно добавил: — А может, вы и правы! Найдется пропажа! — и, чтобы полностью успокоить Пегги, сказал: — А как наша пациентка?

— Все нормально. Она уже пришла в себя. Приехала ее мать. Она прямо с аэропорта. Сидит в приемной. Макс разговаривает с ней. Но она хочет видеть вас. Вы будете с ней говорить?

— Да-да, — сказал я и пошел вниз, в приемную. Уже было девять утра и людей, ожидающих врачей, было довольно много. Мать Оли я узнал сразу. Она была очень похожа на дочку. Широколицая, с круглыми глазами, чем-то похожая на плюшевого медвежонка…

И первый ее вопрос был:

— Как Оля? — как будто до этого она не разговаривала с Максом.

— Все хорошо, — сказал я и добавил, вспомнив приговорку бабушки Акулины: — Пакуль жаницца, усе загаицца!

Женщина удивленно посмотрела на меня:

— Вы белорус?

— Я еврей. Но могу говорить по-русски и по-белорусски. Правда, писать могу только по-английски.

— А я английский учила в школе, но ни писать, ни читать, ни говорить не могу. Слава Богу, что меня встретили в аэропорту и привезли сюда. Большое спасибо! — женщина наклонилась над сумкой, стоящей у ее ног и, вытащив из нее маленькую бронзовую статуэтку Статуи Свободы, протянула ее мне: — Это вам передал дедушка Оли! Это наш семейный талисман.

Почему-то по телу моему пробежала дрожь. Но я не выдал своего волнения.

— Подарок от деда Кузи, — выдавил я из себя улыбку. — Оля много мне рассказывала о нем.

— Она у него любимица. Кузьма Егорович души в ней не чает! Если бы не годы, а ему уже за девяносто, полетел бы со мной! Эта статуэтка у него, как талисман! Она приносит удачу! И я вам скажу, это так и есть. Когда посылали письмо к вам, Кузьма Егорович на нем всю ночь эту статуэтку держал. И как видите, помогло. А теперь он ее вам передал! Чтобы вам она помогла вылечить Олю!

Я дрожащей рукой взял статуэтку и машинально провел по донышку пальцем — и ощутил три насечки, которые я когда-то сделал: папа, мама и я!

Она что-то еще говорила. И что-то говорил я. А потом я вернулся в свой кабинет и поставил статуэтку на место. И долго смотрел на нее.

Я даже не услышал, как вошла Пегги. Заметив статуэтку, она воскликнула:

— Ну, вот! Я же говорила, что найдется пропажа! Чудес на свете не бывает! И где она была?

— Далеко, — ответил я и не уточнил где.

Шлойма

— Егорыч! — крикнул Тихон. — Посмотри, кто остался в сарае. Немцы сказали все закончить к шести. Шевелись!

В сарае все еще было темно. Кузьма несколько минут стоял у ворот, вглядываясь в темноту, а потом закричал:

— Жиды, выходите! Курица подана!

Никто не отозвался, и Кузьма, сплюнув, вошел вовнутрь.

Шлойма лежал у самой стены. Кузьма ткнул его сапогом, выругался и с досадой сказал:

— Сдох. Теперь тащить наружу надо. Не мог дождаться, чтоб со всеми вместе шлепнули.

Он нагнулся над Шлоймой и увидел в руках у него статуэтку — маленькую бронзовую Статую Свободы.