- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (81) »
нечего.
— Может быть, вы скажете наконец, что с ней случилось? — не выдержав, спросил Станислав Адамович.
— Это не в моей компетенции, — ответил человек с непроницаемым лицом. — Узнаете в свое время.
— А увидеть ее мы сможем? — робко подала голос Верунчик.
Человек с непроницаемым лицом как-то странно взглянул на нее.
— Сможете, — сказал он после паузы.
А дальше началось совсем уж непонятное. У супругов забрали паспорта. Станислав Адамович не посмел спросить зачем. И Верунчик только беспомощно хлопала глазами.
Потом потянулись бесконечные часы ожидания. Супругов перевели в другое помещение, такое же безликое, и оставили там одних.
— Простите, — спросил Станислав Адамович у человека, заглянувшего в комнату, — мы не могли бы куда-нибудь сходить перекусить? Хотя бы по чашке кофе с бутербродом.
— Потерпите немного. У вас скоро самолет. Там целый обед будет, — сказал человек и исчез.
Супруги изумленно переглянулись.
— Стасик, — сказала жена, — мы что же, так и улетим домой, ничего не узнав?…
Но до возвращения домой им было еще далеко. Они поняли это, когда оказались в международном аэропорту Шереметьево. Люди, сопровождавшие супругов, провели их на посадку в обход общей очереди. Супруги первыми вошли в самолет, улетающий рейсом Москва — Неаполь.
— Мы что, летим в Италию? — спросил потрясенный Станислав Адамович.
— В Италию, — подтвердил один из сопровождающих.
— Господи! Зачем?!
Сопровождающий бросил взгляд на своего напарника и, когда тот едва заметно кивнул, сказал негромко, но отчетливо:
— На опознание трупа.
— Какого трупа?… — Станислав Адамович схватился за сердце.
— Вашей дочери.
Она смотрела, как соседка по палате цедит из пакета в стакан вишневый сок. Ей не так уж и хотелось пить. Она с замиранием сердца ждала, чтобы эта симпатичная женщина снова заговорила. Тогда, может быть, хоть что-нибудь прояснится. — Газеты уже такой шум подняли — ужас! — сказала соседка. — Прямо сенсация века! — Какой шум? Из-за чего? — Из-за тебя, конечно. Не из-за меня же. Кто у нас знаменитость? — И что же они пишут? — Чушь всякую. Одни ищут чеченский след, другие разоряются про мафиозные разборки, третьи вообще утверждают, что это тебя хотели убрать. — Кому же это я так насолила? — осторожно спросила она. — Сама знаешь! — загадочно усмехнулась соседка. Ничего она не знала. И если ее действительно хотели убить, она даже предположить не могла, кто и за что. Надо было потихоньку выяснить у соседки по палате все, что возможно. И тогда она наверняка вспомнит. Но тут распахнулась дверь, и на пороге палаты появились двое: мужчина и маленький мальчик. — Привет, рыжая! — сказал мужчина, улыбаясь. — Как ты тут? Живее всех живых? В ее голове возникла какая-то неясная картина — окутанный табачным дымом зал и люди, орущие: «Рыжик! Рыжик!» «Это они мне кричат, — успела подумать она. — Рыжик — это я!» Но неясное воспоминание исчезло так же мгновенно, как и появилось. Стройный молодой мужчина со смуглым лицом и чуть заметной сединой на висках улыбался ей с порога палаты. — Привет! — сказала она. И тут мальчик бросился к ней с криком «Мама!», ткнулся лбом в ее плечо. Она обняла его, прикрыв глаза. От ребенка исходил знакомый, родной запах, но она не могла вспомнить даже, как его зовут. Мужчина поцеловал ее в лоб и положил на одеяло целую охапку цветов. «Это мой муж… Мой муж… — билась в голове паническая мысль. — Но кто он? И кто же я такая? Кто?…»
Он крыл таким многоэтажным матом и российского, и украинского президента, что у тех, должно быть, уши горели огнем. Жаль только, что ругаться приходилось мысленно, иначе ему нипочем бы не удалось пересечь эту новую треклятую границу между Украиной и Россией. От своих пограничников Олекса Буряк откупился родными гривнами и покинул пределы отчизны без проблем. Это при въезде в Украину хлопцы в зеленых фуражках устраивали беспощадный шмон. А вот русские пограничники заставили его попотеть. Рубли они презирали не меньше, чем соседские гривны. Тут покупать себе свободный проезд приходилось натуральными баксами. Буряк, стиснув зубы, сунул пограничнику мятую сотенную купюру и уже собрался врубить стартер, но пограничник сказал скучным голосом, будто и не взял у Буряка ничего: — Багажник откройте, водитель. Олексу прошиб холодный пот. Этого он боялся больше всего. — Мало дал, что ли? — спросил Олекса угасающим голосом. Но пограничник и бровью не повел. Открой багажник! — повторил он уже жестче. Буряк, плохо соображая от страха, вылез из машины и открыл багажник. Туго набитая спортивная сумка гигантских размеров занимала почти все пространство. Пограничник присвистнул. — Сало на базар везете, господин Буряк? — спросил он. — Да какое там сало… Личные вещи… — проблеял Буряк. Пот по лбу Олексы уже тек ручьем. — Откройте сумку. Посмотрим. Судьба Олексы Буряка буквально повисла на волоске. Стоило открыть сумку — и он погиб. Буряк разжал потный кулак, в котором держал смятую двадцатку. — Больше нет… — сказал он. — Хоть расстреляйте… Пограничник, помедлив секунду, брезгливо взял купюру и едва заметно кивнул — проезжай. — Спасибо… — с трудом выдавил из себя Олекса. От волнения он не сразу попал ключом в замок зажигания, а потом так рванул машину вперед, что покрышки взвизгнули… Буряк немного опомнился только километров через двадцать, съехал с трассы в лощинку, прикрытую густым кустарником, и только тут почувствовал, что сидит на мокром. По его голубым джинсам растеклось отвратительное темное пятно. Олекса выругался уже вслух. Потом вылез из машины и, широко расставляя ноги, подошел к багажнику. Открыл его, дернул молнию на спортивной сумке и рявкнул: — Вылезай, сучка!.. Материя, прикрывавшая содержимое сумки, зашевелилась, и из под нее выглянули два огромных испуганных глаза. Хрупкая девушка лет пятнадцати, лежавшая в позе эмбриона, робко улыбнулась: — А я тут чуть совсем не задохлась, Олекса Иванович! — Вылезай, кому сказано!.. Девушка с трудом выбралась из сумки на землю. И тут же ее удивленный взгляд остановился на мокром пятне, обезобразившем голубые джинсы Буряка. — Все из-за тебя! — прорычал Буряк, и шея у него стала багровой. — Из-за тебя, блядь!.. И он, размахнувшись, ударил девушку по лицу.
Апрель 1999 года. Потерявшая память
Она смотрела, как соседка по палате цедит из пакета в стакан вишневый сок. Ей не так уж и хотелось пить. Она с замиранием сердца ждала, чтобы эта симпатичная женщина снова заговорила. Тогда, может быть, хоть что-нибудь прояснится. — Газеты уже такой шум подняли — ужас! — сказала соседка. — Прямо сенсация века! — Какой шум? Из-за чего? — Из-за тебя, конечно. Не из-за меня же. Кто у нас знаменитость? — И что же они пишут? — Чушь всякую. Одни ищут чеченский след, другие разоряются про мафиозные разборки, третьи вообще утверждают, что это тебя хотели убрать. — Кому же это я так насолила? — осторожно спросила она. — Сама знаешь! — загадочно усмехнулась соседка. Ничего она не знала. И если ее действительно хотели убить, она даже предположить не могла, кто и за что. Надо было потихоньку выяснить у соседки по палате все, что возможно. И тогда она наверняка вспомнит. Но тут распахнулась дверь, и на пороге палаты появились двое: мужчина и маленький мальчик. — Привет, рыжая! — сказал мужчина, улыбаясь. — Как ты тут? Живее всех живых? В ее голове возникла какая-то неясная картина — окутанный табачным дымом зал и люди, орущие: «Рыжик! Рыжик!» «Это они мне кричат, — успела подумать она. — Рыжик — это я!» Но неясное воспоминание исчезло так же мгновенно, как и появилось. Стройный молодой мужчина со смуглым лицом и чуть заметной сединой на висках улыбался ей с порога палаты. — Привет! — сказала она. И тут мальчик бросился к ней с криком «Мама!», ткнулся лбом в ее плечо. Она обняла его, прикрыв глаза. От ребенка исходил знакомый, родной запах, но она не могла вспомнить даже, как его зовут. Мужчина поцеловал ее в лоб и положил на одеяло целую охапку цветов. «Это мой муж… Мой муж… — билась в голове паническая мысль. — Но кто он? И кто же я такая? Кто?…»
Август 1998 года. Ксюша
Он крыл таким многоэтажным матом и российского, и украинского президента, что у тех, должно быть, уши горели огнем. Жаль только, что ругаться приходилось мысленно, иначе ему нипочем бы не удалось пересечь эту новую треклятую границу между Украиной и Россией. От своих пограничников Олекса Буряк откупился родными гривнами и покинул пределы отчизны без проблем. Это при въезде в Украину хлопцы в зеленых фуражках устраивали беспощадный шмон. А вот русские пограничники заставили его попотеть. Рубли они презирали не меньше, чем соседские гривны. Тут покупать себе свободный проезд приходилось натуральными баксами. Буряк, стиснув зубы, сунул пограничнику мятую сотенную купюру и уже собрался врубить стартер, но пограничник сказал скучным голосом, будто и не взял у Буряка ничего: — Багажник откройте, водитель. Олексу прошиб холодный пот. Этого он боялся больше всего. — Мало дал, что ли? — спросил Олекса угасающим голосом. Но пограничник и бровью не повел. Открой багажник! — повторил он уже жестче. Буряк, плохо соображая от страха, вылез из машины и открыл багажник. Туго набитая спортивная сумка гигантских размеров занимала почти все пространство. Пограничник присвистнул. — Сало на базар везете, господин Буряк? — спросил он. — Да какое там сало… Личные вещи… — проблеял Буряк. Пот по лбу Олексы уже тек ручьем. — Откройте сумку. Посмотрим. Судьба Олексы Буряка буквально повисла на волоске. Стоило открыть сумку — и он погиб. Буряк разжал потный кулак, в котором держал смятую двадцатку. — Больше нет… — сказал он. — Хоть расстреляйте… Пограничник, помедлив секунду, брезгливо взял купюру и едва заметно кивнул — проезжай. — Спасибо… — с трудом выдавил из себя Олекса. От волнения он не сразу попал ключом в замок зажигания, а потом так рванул машину вперед, что покрышки взвизгнули… Буряк немного опомнился только километров через двадцать, съехал с трассы в лощинку, прикрытую густым кустарником, и только тут почувствовал, что сидит на мокром. По его голубым джинсам растеклось отвратительное темное пятно. Олекса выругался уже вслух. Потом вылез из машины и, широко расставляя ноги, подошел к багажнику. Открыл его, дернул молнию на спортивной сумке и рявкнул: — Вылезай, сучка!.. Материя, прикрывавшая содержимое сумки, зашевелилась, и из под нее выглянули два огромных испуганных глаза. Хрупкая девушка лет пятнадцати, лежавшая в позе эмбриона, робко улыбнулась: — А я тут чуть совсем не задохлась, Олекса Иванович! — Вылезай, кому сказано!.. Девушка с трудом выбралась из сумки на землю. И тут же ее удивленный взгляд остановился на мокром пятне, обезобразившем голубые джинсы Буряка. — Все из-за тебя! — прорычал Буряк, и шея у него стала багровой. — Из-за тебя, блядь!.. И он, размахнувшись, ударил девушку по лицу.
Октябрь 1997 года. Несчастные родители
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (81) »