Вступление

Когда герой не человек,

а лишь прекрасный миф,

куда как проще, войско втрое строя,

кидать его под пули,

для начала вдохновив,

примером славной гибели героя!

А кто пеньковый галстук

на героя-то надел?

Кто завязал на нём последний узел?

В легендах в этом месте

полагается пробел,

чтоб, часом, никого не оконфузить.

«Сплошные вопросы» — это повесть в записках. Основой для неё послужили записки некоего военного корреспондента, найденные моим отцом в архивах своего отца (то есть моего деда), умершего в 1993 году. Как этот блокнот в истёртом клеёнчатом переплёте попал к моему деду, и почему дед о нём ничего не рассказывал? Может, решил, что это никому не интересно? Лично я прочёл весь блокнот на едином дыхании, хотя некоторые страницы приходилось буквально расшифровывать. Но будут ли сегодня это читать другие? На что надеются люди с блокнотом или кинокамерой, лезущие в преисподнюю? Так и хочется спросить:

Но если что-то интересно мне, то, может, заинтересует и других? Недавно, к сожалению, у меня организовался некоторый запас свободного времени, и я решил обработать эти записки, чтобы придать им вид повести. Несмотря на то, что в ней действуют реальные личности, и многие описываемые события имели место в действительности, не следует забывать о праве автора на художественный домысел и даже вымысел. Поэтому фамилии главных героев изменены, а совпадения коллизии предлагаю считать случайными.

Автор

1

На войне чудеса случаются чаще, чем в мирной жизни. Пролетела пуля совсем рядом и не задела — чудо! Письмо нашло тебя, проплутав по всем фронтам,— чудо! Представили к награде, а «наверху не похерили» — чудо! Любое отклонение от жестокой нормы войны рассматривалось нами как чудо. Правда, начнёшь говорить о таком чуде, и оказывается, что подобное уже где-то, с кем-то было. А вот совершенно настоящее чудо произошло со мной в начале 1944 года, когда меня, старшего лейтенанта, сотрудника армейской многотиражки, неожиданно перевели в «Красную звезду», присвоив капитанское звание. Так я стал корреспондентом центральной газеты. Позднее узнал я, что этому чуду обязан Константину Симонову, вернее той встрече, которая произошла у нас с ним на фронте в сентябре сорок третьего. В это время части нашей 38‑й армии удерживали плацдарм за Днепром в районе Лютежа, и Симонов попросил переправить его туда. Мне, корреспонденту местного масштаба, приказали сопровождать его. Симонов сразу же отнёсся ко мне как к равному. Он начал подробно расспрашивать меня о нашем Фронтовом житье-бытье уже на пароме, а ещё ближе познакомились мы, пока лазали по плацдарму. Кое-что и он рассказал тогда мне, в основном о делах газетных. В целом Симонов провёл на плацдарме пять дней. Меня там немного зацепило. Сначала думали, что задета кость, и отправили в санбат на другую сторону. Врач вытащил крошечный осколок, сказав, что ранение лёгкое. Вот я и вернулся на плацдарм, разыскал там Симонова и не оставлял его до конца пребывания в дивизии. Видимо, ещё тогда приглянулся ему старший лейтенант с двумя орденами Красной Звезды. К тому же оказалось, что он помнил меня ещё студентом литературного института по выступлению на семинаре, посвящённом военно-патриотической поэзии. (Симонов присутствовал на этом семинаре в качестве члена жюри.) И когда в «Красной звезде» организовалась очередная вакансия (вследствие естественной убыли военных корреспондентов), он настойчиво порекомендовал меня Ортенбергу, который в ту пору был главным редактором этой газеты. Два моих ордена (с тем же названием, что и у его газеты) плюс мой опыт фронтового фоторепортёра были солидным довеском к симоновской рекомендации. Как уж удалось пробить это решение в Главном политическом управлении армии — мне не известно. Видимо, действительно свершилось чудо. И, как оказалось, это было только началом в цепи весьма неординарных (можно сказать смело — необыкновенных) событий, с которыми в скором времени мне так или иначе пришлось соприкоснуться.

Тридцатого мая сорок четвёртого года меня вызвали к главному редактору, оторвав от оформления статьи. Ортенберг приказал мне передать материалы дежурному редактору и готовиться завтра же лететь в Белоруссию, для того чтобы сменить Константина Симонова, который вот уже полмесяца находился там во 2‑ом гвардейском танковом корпусе.

«Он умудрился схватить малярию, сам об этом не сообщает, но, по достоверным данным, мается с высокой температурой»,— сказал Ортенберг почти сердито. Из дальнейшего стало понятно, что Симонов и ещё три наших корреспондента был и посланы на Третий Белорусский и Первый Прибалтийский фронты в связи с ожидающимися там серьёзными событиями. Но события всё откладываются и откладываются. А длительное нахождение в одном из танковых корпусов видного советского журналиста может стать известным немецкой разведке и навести её на некоторые размышления. Поэтому Симонову приказано болеть в Москве, «передав боевое дежурство капитану Климову».

Далее Ортенберг сказал: «В Главупре очень озабочены понижением „боевого качества“ фронтовых корреспонденции. И „Красной звезде“, как военной газете, первой необходимо поднять планку, задать соответствующий тон. В Главупре при водили нам в пример кинорепортёров. Они недавно летали в немецкий тыл к партизанам, были с лётчиками на бомбёжках и штурмовках и отсняли там уникальные ленты. Один кинооператор летая на Ил‑2 в кабине стрелка, даже сбил немецкий истребитель. Короче, товарищ капитан, мы решили поручить Вам написать боевой, острый репортаж о наших фронтовых разведчиках, об их рейдах за линию фронта, о взятии языков и так далее. Хорошо бы с фотоснимками, тем более Вы прекрасно снимаете. Надо вставить фитиль другим газетам и доказать Главупру, на что способна „Красная звезда“. Я поручаю это Вам, зная, что Вы боевой офицер и имеете опыт фронтового разведчика. Я думаю, Вам захочется самому пойти с разведчиками в тыл врага, чтобы репортаж был правдивым и по-настоящему боевым. Разрешение на Ваше участие в разведывательных рейдах дано Главным управлением, и соответствующие указания уже посланы в штаб 2‑го гвардейского танкового корпуса, куда Вы командируетесь. Этот корпус входит в состав 11‑й гвардейской