Юрий Валин ВЕРНУТЬСЯ! (Эмигранты)

Часть первая. Мир пополам

Глава 1

Она такая красивая. Нежный овал лица, волосы с чуть уловимым медным отблеском – прядь так таинственно прикрывает левый глаз. О, боги, какая же она красивая! Ее глаза – удивительные, влажно-карие, когда-то ты вспоминала эти глаза, называя "вишневыми". Глупое сравнение. Наивное. Не умеешь ты сравнивать. Да и неуместны сравнения. Стоит заглянуть в эти глаза и начинает кружиться голова. И три года назад, и сейчас, и еще через сто лет. Она красива. Она сексуальна. Она умна. Кто ей даст ее тридцать и шесть? Какой мерзавец-бухгалтер вообще выдумал считать прожитые годы? Да, по возрасту, она могла, пусть теоретически, быть твоей матерью.

Она ею и стала. Стала твоей мамочкой, мамой общих детишек, мамой для верной чокнутой Мышки. Еще она стала твоей любовью-любовницей-любимой. Твоей неотделимой половиной. Уй, как все неприлично, пошло, скабрезно и противоестественно выглядит со стороны. Вы — исключение. Ошибка. Две женщины, раздавленные подлой жизнью и вновь ожившие. Никому такого не повторить, и не пробуйте.

Поплавок течением тянуло под камень. Неторопливый ручей нес сквозь солнечный октябрьский лес желтые кораблики листьев. На чистой воде то и дело расплывались круги, — рыбешка кормилась, активно готовилась к зиме. Вот и наживку на крючке трогают. Но как раз на поплавок молодая женщина, привыкшая отзываться на имя Катрин, не смотрела, — все не могла оторвать взгляда от подруги. Флоранс сидела на краю спального мешка, наблюдала за младенцами, и лицо у нее было таким мудрым и спокойным, будто старшая мама совершенно определенно знала, кто из близнецов обделается первым. Вообще-то, Рич пачкал чаще, — вот и сейчас младой герой насуплено и сосредоточенно разглядывал пронзительно высокое и голубое осеннее небо. Его сестренка Дики этаким оранжево—синим червячком пыталась добраться-докатиться до края разостланного спальника. От натуги попискивала и смешно двигала локотками. Весьма подвижный ребенок. К счастью, яркие путы одежки порядком сковывали движения двухмесячного пятикилограммового обезьяныша. Пока девчонка была способна в основном перекатываться неуклюжей колбаской.

— Ну и что ты на меня так смотришь? – поинтересовалась Флоранс, не поворачивая головы.

— Ты мне нравишься, — сказала Катрин. – Собственно, вы все трое мне нравитесь.

— Прекрасно, — на губах подруги появился намек на улыбку. – Я уже опасалась, не возжелала ли ты что-то неприличное от меня срочно и немедленно.

— Разве бывает, когда не желаю?

— Бывает. Когда злишься.

— Когда злюсь, мне хочется кого-нибудь прибить и потом хорошо трахнуться. Хотя у меня частенько возникает и отвратительная мысль совместить оба развлечения.

Флоранс усмехнулась:

— Если пытаешься меня шокировать, то совершенно напрасно. Я тебя, средневековое чудовище, и так прекрасно знаю. Прибереги свои садистские фантазии, сама знаешь для кого.

— Нашей Мышке сейчас не до развлечений. Мы ее озадачили по полной программе. Пусть работает и сублимирует.

— Кэт, нам самим не пора возвращаться? — в голосе Флоранс мелькнула неуверенность. — У нас полно дел. Мне кажется, мы уже целый день здесь бездельничаем.

— Посмотри на "часы", — Катрин ткнула пальцем вверх. — Сегодня "дисплей" просто шикарен. Ни единого облачка.

Флоранс прищурилась на солнце:

— Едва перевалило за полдень.

Катрин кивнула:

— Совершенно верно. Механические штучки, что ты привыкла таскать на руке, убедительно доказали бы, что мы сидим здесь всего полтора часа. Надоело?

Флоранс фыркнула:

— Знаешь же, что нет. За этот год я в лес влюбилась. Действительно дивный сегодня денек — солнце почти летнее. Кэт, может, мне хоть шапочки на малышей надеть?

— Логика железная, — засмеялась Катрин. — Хочешь, — надевай. Только им, по-моему, и так комфортно. Носы сухие, мордахи довольные. Рич, правда, сейчас в штаны наделает.

— Вот еще, — Флоранс улыбнулась. — Он просто задумался. Возможно, его тянет в небо. Мечты начинающего воздухоплавателя.

— Никаких воздухоплавателей, — категорично возразила подруга. — Знаю я их: сначала птички-ласточки, икары, там, всякие, пегасы поэтичные. Не успеешь оглянуться, а парень уже сидит за штурвалом какого-нибудь "Ю-87" или "фантома".

— Там же нет авиации. Значит, нет смысла и волноваться, — Флоранс ласково погладила сына по животику. Ричард мудро вздохнул и скосил зеленые глаза на вторую маму.

— Вот-вот, — Катрин многозначительно тряхнула коротким удилищем. — Поэтому мы и сидим здесь вчетвером и делаем вид, что удим рыбу. Пора решить, — идем или остаемся? Там действительно нет самолетов и всяких разных дережопелей. Вы, детки, не поверите, но я знаю уйму индивидов, уверенных, что все эти сомнительные летающие устройства являются неизбежным и ценнейшим благом цивилизации. Позволяют летать в отпуск на другую сторону земли, опрыскивать сельскохозяйственных вредителей, и валить на головы оппонентов-инородцев баки с напалмом. Понятно, мир без самолетиков так нелеп, смешон и наивен. Я уже не говорю о всяких фенах, мобильных телефонах и увлажняющих салфетках. Как без всего этого существовать?!

— Да отстань ты от нас, — миролюбиво сказала Флоранс. — Все мы уже одной ногой там. Что за манера у тебя иногда возникает — тысячу раз переспрашивать? Разрекламировала свой рай медвежий, а теперь дразнишь.

— Я не рекламировала, — поспешно возразила Катрин.

— Не ты, — согласилась подруга. — Глаза твои сияющие и голос болезненно дрожащий, рассказы многозначительные. Перестань демонстрировать муки совести. Об отступлении уже давным-давно никто кроме тебя не помышляет.

— Мое дело — еще раз спросить, — пробормотала Катрин.

Флоранс поднялась на колени, отогнула ворот армейской куртки Катрин, и очень нежно коснулась губами щеки:

— На сей раз придется разделить ответственность с глуповатыми подчиненными, моя леди. На всякий случай, напоминаю, — отъезд был общим решением.

— Ну, да, — Катрин вздохнула и воткнула удилище в берег. — Пусть удочка здесь остается. Если кто-нибудь из местных до зимы наткнется — порадуется. А мы следующий раз рыбу уже ТАМ удить будем. Если времени хватит. Ох, и куча дел нас ждет.

Неуверенную молодую подругу темноволосой Флоранс звали – Катрин Кольт. А еще раньше ее называли Екатерина Мезина. Вообще-то, сия