крестовых походов Империума, а также широкой лестницей, ведущей к величественному портику.

В ее стенах выросло более двух сотен сирот с той войны, многие из которых затем возглавили полки изменников во время Второго Экваториального Восстания, навеки испортив ее репутацию и опорочив героизм последующих воспитанников.

На протяжении трех дальнейших столетий учреждение утратило богатство из-за смены направлений походов в соседних секторах и дурной славы, которая легла на его стены, словно проклятие. В конце концов, знать из верхнего улья и комиссары Оффицио Префектус решили, что потратили на его содержание уже достаточно денег и сил, и что сыновей с дочерями Астра Милитарум лучше подготовят в других имперских заведениях.

По мере роста улья и сокращения притока сирот схола прогениум Святой Карезины стала посмешищем для обитателей стоков Ослеона и молодежных банд. Некогда могучая крыша протекала, подвальные спальни частично затопило ядовитыми сливными водами, а трубы, которые должны были качать по множеству комнат теплый воздух, теперь разносили испарения, смердевшие, словно промежность огрина.

По последнему подсчету в Святой Карезине более-менее регулярно ночевало всего тридцать три воспитанника.

Кор и остальные ввалились через парадный вход Святой Карезины, разогнав стайку младших детей, которые выдергивали гвозди из искореженных половиц. С тех пор, как они с трудом выволокли старика из пруда, тот не произнес почти ничего осмысленного, только бормотал что-то про человека, которого звали Нэш. Это имя Кору было незнакомо.

Возможно, это был тот, кто на него напал.

– Сестра Кайтриона! – закричала Зара. – Нам нужна ваша помощь!

Дверь в молитвенные комнаты распахнулась на ржавых петлях, и появилась начальница Святой Карезины, вытиравшая одну руку о свое грязное одеяние. Вторая рука сжимала обтянутый кожей эфес длинного цепного меча, в который уже десятки лет не вставляли силовую ячейку.

– Что тут за шум? – вопросила она. – Чтоб никаких здесь криков!

Сестра Кайтриона нависла над подопечными детьми. Одетая в ниспадающую рясу ордена госпитальеров, она была темнокожей женщиной с аугметической рукой. По ее словам, разнившимся время от времени, это была работа то ли орочьего тесака, то ли чудовища-тиранида.

Ее волосы были подстрижены почти до самого скальпа и, несмотря на суровую наружность, Кору она казалась самой красивой женщиной, какую он когда-либо видел. Ну, кроме Зары, конечно.

Сестра Кайтриона осталась даже когда казна иссякла и весь остальной персонал разошелся на поиски более прибыльных занятий. Бросив на раненого один взгляд, она сказала:

– Стрэнг и Паско, мальчики, отведите его в заднюю спальню.

Корвус сбросил старика с плеча, радуясь избавлению от бремени и от запаха. Он направился было за остальными, но сестра Кайтриона остановила его, мягко положив руку на плечо.

– Корвус, – произнесла она. – Подожди, мне нужно тебе кое-что сказать.

Она опустилась рядом с ним на колени, поморщившись от треска в хрустнувших суставах.

– Это насчет твоего брата, – сказала сестра Кайтриона, и Кор почувствовал, как его сердце стиснула холодная рука.

– Никодим? Он…

– Мне жаль, Кор, но хворь…

– Перестаньте, – произнес Кор. – У вас такой голос только когда кто-то умирает.

В задней спальне было тихо, большая часть ее обитателей спала.

С тех пор, как обвалилась крыша настоящего лазарета, сестра Кайтриона использовала это длинное помещение с высоким потолком в качестве импровизированного изолятора, и дюжину коек в нем занимали дети с хриплым кашлем и всяческими болезнями, гулявшими по нижним горизонтам улья.

Кор сидел на табурете возле кровати Никодима, низко повесив голову. Слезы и сопли покрывали его губы маслянистой пленкой, и он утирал их рукавом. Кор держал старшего брата за руку, будучи все еще не в силах представить, что того больше нет.

Никодим был на три года старше Кора, сложен как один из Адептус Астартес и вдвое злее. Он присматривал за Кором с тех пор, как их родители, капитан и ученый-стратег, погибли при крушении своей «Аквилы» над зольными пустошами.

Старший брат выбил Большому Оги три зуба, когда тот воровал у Кора водяной паек, и ходил на поиски двух аристократов из верхнего улья, которым показалось забавным кидать камни в Кора и его друзей, гулявших возле одного из наружных подъемников.

А теперь его больше не было. В легкие Никодима забралась зольная хворь, и он быстро зачах. Его кожа теряла скудные остатки румянца, а глаза наполняла черная жидкость. Он складывался пополам от резкого кашля, пока его не стало рвать кровью на простыни каждый день. Противосептические средства не помогали, как не помогло и ни одно из тех лекарств, которые сестре Кайтрионе удалось получить от своего ордена.

В последние несколько дней Никодим собрался с силами и мог удержать в себе немного сырого хлеба с супом. Кору доводилось слышать о людях, оправившихся от хвори, и его сердце воспарило от мысли, что брат одолеет эту болезнь, как он одолевал всех на протяжении своей жизни.

А теперь он был мертв, и Кор остался по-настоящему один.

Он порылся в кармане и достал крошечную механическую игрушку, которую ему дала миловидная девушка в день смерти его родителей. Это была миниатюрная заводная танцовщица, которой он дорожил все эти годы, но сейчас ему хотелось только разбить ее на куски. По его щекам потекли слезы, но вместо того, чтобы сломать танцовщицу, он вложил ее Никодиму в ладонь и сомкнул его холодные пальцы на теплом металле.

– Возьми ее. Надеюсь, она будет танцевать рядом с тобой возле Императора.

– Он был твоим братом?

Кор набросил на танцовщицу грязную простыню и повернулся на табурете. Старик, которого они принесли, проснулся. Он впал в забытье почти сразу же, как Стрэнг и Паско уложили его, и сестра Кайтриона предупредила, что он может и не очнуться. Зара протерла рану у него на голове от крови, а сестра Кайтриона зашила ее, после чего обмотала безволосую голову мужчины чистыми бинтами.

– Да, был.

– Это… Как ты ее назвал? Хворь?

Кор кивнул, и старик сипло вздохнул.

– Мои соболезнования. За эти годы я повидал многих людей, которых одолевали разные болезни. Это всегда нелегко.

Кору хотелось велеть старику заткнуться, перестать трепаться, но сестра Кайтриона слишком хорошо его