мною. Это не со мною. Я хочу проснуться.

Мишка отвесил себе оплеуху и всхлипнул. Лик святого силился прорезать суровым взглядом кромешную тьму, а там, по ту сторону стен, кружило серое. И оно, Мишка знал, никого не выпустит.

— Коля, ты видел его?

Может, исчезнет утром? Если они досидят до утра, под защитой неведомого святого, то серое уйдет?

— Миша! Миша, помоги! — Николя словно и не услышал друга. И этот ответ невпопад больно саданул по сердцу.

Мишка толкнул дверь в комнату, откуда доносился голос приятеля. Та с глухим стуком ударилась ручкой о стену.

Конечно же, история про провалившийся пол оказалась байкой. Можно было сразу догадаться, еще тогда, когда серое послало его сюда с ножом.

Николя стоял между мраморным столом и древней печкой… Вот только это был не Николя. Нижняя часть его тела превратилась в бурлящий слизью комок. Как будто кто-то вывалил огромную червячницу и сверху воткнул в нее Колю Французова, как свечку. Мишку опять затошнило, но он удержался.

То, что было Николя подняло голову и что-то пробормотало. А потом звонко вскрикнуло:

— Миша, помоги!

— Коля?

Друг как-то странно вздохнул. Резко и…

Сладострастно?!

— Коля…

Мишка осторожно вошел в комнату, выставив перед собою икону. Николя что-то чуть слышно прошептал. Темноту прорезал стон. И это напомнило Мишке о холодном щупальце у виска. Напомнило о мыслях, об ощущениях. Надо бежать. Зря он сюда полез.

Опилки. Опилки. Опилки.

Он опустил луч света на кокон, опутывающий Николя. Потом направил в лицо приятелю. Глаза друга были широко раскрыты, но виднелись лишь белки. Парень подергивался и беспрестанно шевелил губами.

— Пошли прочь! — вдруг заорал Мишка. Ткнул в сторону клубка червей иконой. Зашипело так, будто кто-то плеснул воды на раскаленную сковородку. Кокон надорвался, подался назад, но удержался, каплей обволакивая ноги Николя.

В просвете слизи показались его джинсы.

— Отстаньте от него! Прочь! Прочь!

Он сделал шаг вперед, затем другой. От шипения заложило уши, но черви отступали. Кокон распался на десяток щупалец, которые быстро бросились по углам.

— Коля! Коля!

Мишка панически поворачивался то в одну сторону, то в другую, отгоняя иконой и фонарем тени в комнате.

— Коля?!

Друг рухнул на колени, уперся левой рукой в доски и шумно проблевался.

— Коля?!

— Что это… Где оно? — просипел тот.

— Господи, Коля! Ты в порядке?

— Где оно?! — повторил Николя. Он поднял голову. — Миша? Что ты сделал?

— Эта икона! Она прогнала его! Боже, Коля, ты живой! Надо выбираться отсюда. Выйдем на улицу и бегом до машины, да?

Мишка, не переставая озираться, подошел к другу поближе. Присел рядом.

— Коля?! Не молчи, пожалуйста!

— Я хочу его, — сказал друг и прежде чем Мишка успел среагировать, ударил его кривым ножом в живот. — Ты прогнал его, а только оно имеет смысл. Я понял. Я хочу еще раз. Хотя бы раз.

Мишка со стоном упал на колени, зажимая ладонью рану. В живот словно налили кислоты, но крик так и не пробился наружу. Стукнулась о пол рамка иконы, и Николя в тот же миг сграбастал картину. Ощерился и разрезал лик старца на две половины.

— Только оно имеет смысл.

Мишка повалился на бок, не отводя взгляда от друга. Вокруг из щелей между досками поползли серые черви. Один из них пробился сквозь пол в нескольких сантиметрах от лица раненого парня, пару секунд колебался, словно в раздумье, а затем потянулся ко рту Мишки.

— Я лучший… — прошептал Николя.

Несколько щупалец принялись обволакивать Колю, и тот закатил глаза от наслаждения. Мишка же смотрел только на приближающегося червя. Он попытался отнять руки от живота, но тело уже перестало его слушаться. Глаза норовили закатиться, но сознание каждый раз возвращалось.

Отросток очень медленно коснулся его губ. Червь скользнул по ним, покрыв мерзкой слизью, и заколебался перед преградой из зубов. Мишка изо всех сил сжал зубы, но холодная, липкая плоть без труда, толчками раздвинула ноющие от напряжения челюсти и проникла в рот.

Мишка замычал, забился, чувствуя, как его наполняет серое. Чувствуя, как заполнив все доступные полости, оно начинает искать путь дальше. Путь внутрь. Он взвыл, чувствуя холод в горле, в носу. Чувствуя странное разряжение внутри, словно кто-то стал откачивать из него воздух.

В голове моей…

Чавк.

Взгляд Мишки остекленел.

* * *

Через два часа к дому подъехал фургон с рекламой очистительных фильтров от «Аквафор». Дверь со стороны водителя распахнулась, и на дорогу выпрыгнул перепачканный кровью Николай. Отец не хотел давать машину. Машину, которая так была нужна Ему. Обретенному сегодня ночью счастью. Обретенной цели в жизни. Обретенному смыслу. Ему нужна была защита от света. Его время в Дубово вышло. И Оно выбрало себе верного хранителя. Оно выбрало тихого (О, как Оно не любит громких звуков) и не подверженного сомнениям Николя.

Парень огляделся по сторонам, а затем исчез на участке и где-то минут через пятнадцать вернулся с охапкой одежды. Открыл дверь в недра фургона и бросил то, что осталось от отверженных, внутрь. Оно не хотело лишних следов.

Снег в метре от дороги забурлил, и вскоре к машине выбралось серое. Студенистая масса втекла под защиту металлических стен фургона, напоследок скользнув по лицу Николая одним из щупалец.

Парень задрожал от удовольствия, упал на колени и благодарно что-то прошептал.

Когда серое угнездилось в фургоне, Николя поднялся на ноги. Посмотрел на изменивший его дом. На миг его лицо исказилось ужасом, но спустя секунду волнение ушло. Парень захлопнул двери и вернулся на место водителя.

Фургон хрустнул коробкой передач и тронулся. Уже через несколько минут автомобиль вывернул на трассу в сторону Первомайского.

Николя ехал вдоль заснеженных лесов и улыбался.