фашистской газеты «Heraldo de Aragón»[13], извещавшей о взятии Малаги.
В эту ночь фашисты сделали неудачную попытку атаковать нас. Я как раз укладывался спать, полумёртвый от усталости, как вдруг над нашими головами зачастил град и кто-то, просунувшись в окоп закричал:
— Атакуют!
Я схватил винтовку и кинулся на свой пост, находившийся на вершине возле пулемёта. Не видно было ни зги, и стоял дьявольский шум. Нас поливали огнём, должно быть, пять пулемётов, глухо рвались гранаты, по-идиотски выбрасываемы фашистами у своего же бруствера. Было совершенно темно. Внизу, в долине, влево от нас, я мог различить зеленоватые вспышки винтовочных выстрелов. Это ввязался в бой какой-то фашистский патруль. В темноте вокруг нас покали пули — цок-цик-цак. Над головой просвистело несколько снарядов, упавших далеко от нас, да к тому же (как обычно на этой войне), не разорвавшихся. Я на мгновение не на шутку испугался, когда в тылу вдруг заговорил ещё один пулемёт. Пулемёт оказался нашим, но мне сначала почудилось, что мы окружены. Потом наш пулемёт заело, как заедало всегда из-за скверных патронов, а шомпол куда-то запропастился в непроницаемой темноте. Единственное, что оставалось, это стоять и ждать, когда в тебя попадут. Испанские пулемётчики пренебрегают прикрытием, более того, они умышленно подставляют себя под пули, и я вынужден был поступать так же. Этот эпизод, хотя и не очень значительный, был чрезвычайно интересен. В первый раз я был, в буквальном смысле этого слова, под огнём. И, к моему унижению, обнаружил, что я страшно испугался. Так, оказывается, чувствуешь себя всегда под сильным огнём — боишься не столько того, что в тебя попадут, сколько неизвестности — куда попадут. Всё время не перестаёшь думать, куда клюнет пуля, и всё тело приобретает в высшей степени неприятную чувствительность.
Прошёл час или два, и огонь стал затихать, а потом совсем умолк. У нас был один раненый. Фашисты выдвинули на ничейную землю несколько пулемётов, но держались на безопасной дистанции и не сделали попытки штурмовать наш бруствер. По сути дела, они не атаковали, а просто транжирили патроны и весело шумели, празднуя взятие Малаги.
Для меня главный урок заключался в том, что после этой истории я стал более недоверчиво относиться к военным сводкам, публикуемым в газетах. Спустя день или два газеты сообщили, что доблестные англичане отразили ураганную атаку кавалерии и танков (это по отвесным-то склонам!) противника.
Когда фашисты известили нас о взятии ими Малаги, мы решили, что это ложь, но на другой день пришли более достоверные слухи, а потом появилось и официальное сообщение. Постепенно стала известна вся эта позорная история — как город был отдан без единого выстрела, как ярость победителей обрушилась не на республиканских солдат, заранее эвакуировавшихся, а на гражданское население, как мирных жителей, пытавшихся бежать, преследовали на протяжении сотни миль, расстреливая из пулемётов. Эта новость оставила у солдат на передовой неприятный привкус; все ополченцы как один были убеждены, что падение Малаги — результат предательства. Впервые я услышал о предательстве и отсутствии единства. Впервые у меня появились глухие сомнения в отношении этой войны, в которой до сих пор так восхитительно просто было решить, на чьей стороне правда.
* * *
В середине февраля мы покинули Монте-Оскуро и были включены, вместе со всеми отрядами POUM, стоявшими на этом участке, в армию, осаждавшую Уэску. Грузовик вёз нас миль пятьдесят по студёной равнине, вдоль подстриженных виноградников и едва проклюнувшихся ростков озимого ячменя. В двух с половиной милях от наших новых окопов виднелась Уэска, маленькая и светлая, как игрушечный городок. Много месяцев назад, после взятия Сьетамо, генерал, командовавший республиканскими войсками, весело заявил: «Завтра мы будем пить кофе в Уэске!» Он, оказывается, ошибся. Было несколько кровопролитных атак, но взять городок не удалось. «Завтра мы будем пить кофе в Уэске!» — стало в республиканской армии ходячей остротой. Если когда-нибудь мне вновь придётся побывать в Испании, я во что бы то ни стало выпью чашку кофе в Уэске.Copyright © by George Orwell, 1938
* * * * *
Осуществить эту мечту Джорджу Орвеллу было не суждено. Три месяца спустя, так и не убив ни одного фалангиста, он сам был тяжело ранен вражеским снайпером и лишь чудом остался жив. В те же дни среди каталонских партий начались раздоры, быстро перешедшие в вооружённые столкновения в тылу. Орвелл оказался в числе тех иностранных добровольцев, которые были втянуты в эту свару помимо их желания. В июне 1937 года партия POUM, в ополчении которой он служил, была объявлена центральным республиканским правительством вне закона; начались аресты и казни её лидеров и командиров вооружённых формирований, в том числе и служивших в них иностранцев. Не желая становиться жертвой неудачно складывающихся обстоятельств, спасая собственную жизнь и жизнь находившейся вместе с ним в Барселоне жены, Джордж Орвелл покинул Испанию — с тем чтобы рассказать правду о том, чем в действительности является раздирающая её на части гражданская война. И рассказал.