тебе лишь помеха. К тому же зверь перед этим напал на твою новую жену. И тебя укусил!

Харальд резко выдохнул, Убби смолк, точно почуял что-то. Снова быстро глянул в лицо конунга. Добавил уже не так уверенно, но громче прежнего:

— Если ты сам стоял и смотрел, как твою бабу полосуют ножами — то искать виноватых начинай с себя, конунг Харальд! Однако все обычаи на моей стороне! Волчицу я не тронул ни рукой, ни лезвием, ни словом. Тут даже вергельд платить не за что. И как только ты приказал, я отступил назад. Никого не ранил, не убил!

Хирдман замолчал, по-прежнему глядя в сторону. Харальд, ощерившись, негромко уронил:

— Так ты видел, как меня укусила волчица, Убби? Но тогда ты видел и другое. Что я не схватился после этого за нож. Даже не шевельнулся. А ведь ты никогда не был дураком, Убби. И раз там, в Йорингарде, вовремя сообразил переметнуться ко мне… то и тут наверняка успел понять, что я не в себе. Что стою столбом, потому что скован чарами!

Убби, уставившись в угол овчарни, хмуро начал:

— Мало ли что я понял…

Но тут же осекся. Точно осознал, что сболтнул лишнего.

— А что ж еще, Убби? — шипяще выдохнул Харальд, делая коротенький шаг вперед.

Над плечом радостно трепыхнулся змей. Харальд оскалился еще шире, не сводя глаз с Хирдмана. Посоветовал негромко:

— Не строй из себя девку. Выкладывай, Убби. Или хочешь, чтобы я сам рассказал, что у тебя на уме? Я женился на ведьме, которую искал, чтобы допросить. И она больше десяти дней водила меня за собой по крепости, как пса на привязи. Ты сообразил, что со мной неладно, еще до свадьбы. Ты все знал, и я это знаю…

— А хоть бы и так, — вдруг буркнул Убби.

И быстро глянул — но не на Харальда, а на змея, висевшего над плечом конунга. Заявил хмуро:

— Думаешь, я не понял, с кем ты тут дрался? Не с колдунами, а с богами, так ведь? Да начни я болтать о своих догадках с самого начала, у тебя и половины твоего войска не осталось бы. А то и четверти. И с кем бы ты брал Упсалу, конунг Харальд? Но я не припомню, чтобы ты мне хоть раз сказал — Убби, ты же сообразил, кто у меня во врагах, а людям не говоришь! Выходит, прежде моя недогадливость тебя устраивала, а теперь поперек горла встала? Нет уж, требуй ответа за мои дела, а не за догадки! Так оно будет по обычаю. И по совести!

Он прав, с ненавистью подумал Харальд. Черные тени, обложившие лицо и гриву Убби, стали резче.

Убби был прав. Догадки есть догадки, о них перед войском не объявишь. Его приказу хирдман подчинился беспрекословно, ранить Сванхильд он не успел…

И все же замахнулся на нее.

Вызову Убби на хольмганг, угрюмо решил Харальд. Только надо будет привязать к поясу правую руку, чтобы хоть так уравнять силы. Чтобы не сказали потом, будто конунг зарубил калеку, назвав это поединком.

Конечно, даже с привязанной рукой Убби ему не ровня. Однако все будет по правилам, после вызова и боя. В этом никто не усомнится.

Змей над плечом вдруг жадно дернулся, и нутро Харальду снова скрутило судорогой. Потом, угрюмо подумал он. Сначала надо дождаться Локи с его сыном. А потом можно и на хольмганг…

Свальд, стоявший в двух шагах от Харальда, неожиданно бросил:

— А ведь хирдман прав, брат К Сванхильд он не прикоснулся. Ни к ее телу, ни к одежде… то есть к шерсти. Выходит, жизни и чести твоей жены урону не было. А нож, занесенный над зверем, воину ставить в вину нельзя. Будь здесь мой отец, ярл Огер, он сказал бы то же самое.

Харальд быстро глянул на Свальда, тот ответил ему простодушным взглядом. Даже слишком простодушным. И снова уставился в темноту, куда не дотягивался свет факелов.

Готовится выгораживать отца с дедом, мелькнуло у Харальда. Вина старших ярлов Сивербе по-любому больше вины Убби. Но если хирдмана убьют, а ярлы останутся жить, то люди этого не поймут.

А в следующий миг у Харальда вдруг полыхнула мысль — что, если посмотреть Убби в глаза, да подольше, пока тот не переменится, как повариха, что попалась ему в руки перед перед штурмом Упсалы? Если все выйдет, то Убби и жить останется, и служить будет верно. Старших ярлов Сивербе тоже можно привязать к себе, изменив их взглядом…

Правда, тогда придется заглянуть в глаза и Свальду. Чтобы брат не затаил зло за отца и деда, как затаил его когда-то Убби.

Харальд сцепил зубы. Холодно, спокойно подумал — вот я и начинаю рассуждать по- божески. Вижу в людях не родичей, друзей и врагов, а куски теста, из которых можно лепить что угодно. А при нужде и перекусить ими…

Он скривился. Затем, резко шагнув вперед, врезал Убби под дых. Бросил, отступая:

— Как правильно сказал ярл Свальд, я не могу осудить воина, поднявшего нож на волка. Но есть та, кто может тебя осудить. Потому что свой нож ты занес над ней! И только она может знать, оскорбило ее это или нет. Вот мое решение — когда дротнинг Сванхильд очнется, ты придешь к ней на суд. Она решит, какого наказания ты достоин за этот взмах ножом!

Убби, закашлявшийся от боли, кое-как кивнул. Харальд еще успел заметить облегчение, появившееся на лице хирдмана — а потом Убби, покачнувшись, развернулся. И пошел, неровно ступая, к выходу из овчарни.

Свальд, едва дверь за хирдманом захлопнулась, спросил с легким удивлением:

— Ты и впрямь доверишь судить его своей жене? Но ведь она…

Харальд перебил:

— Простит его, я знаю. Крикни парням, чтобы привели сюда Турле с Огером. И можешь остаться сам. Но помни — выслушать тебя я выслушаю, однако сделаю по-своему!

Брат прищурился. Быстро оглянулся на дверь, пробормотал:

— Значит, Убби все-таки умрет? Это правильно. Главное, сделать все без шума. Твой однорукий слишком много болтает. И озлоблен… нет, таких надо убивать тихо. Не напоказ. А про суд дротнинг ты ему зачем сказал?

— Чтобы он не сбежал, — проворчал Харальд.

И тоже посмотрел на дверь.

Жертвы хотелось все сильней и сильней. Перед глазами назойливо маячило видение — как он догоняет Убби и взрезает ему брюхо, да так, чтобы кишки петлями ползут наружу…

Кто я теперь, мелькнула у него злая мысль. И вот ради этого Один когда-то захотел стать богом? Скорей бы все закончить — и к Сванхильд. Не поговорить, так хоть послушать, как она дышит.

— Разумно, — заявил тем временем Свальд. — Все знают, какой нрав у твоей дротнинг. Убби останется в крепости, решив, что пронесло. И о своих догадках будет молчать. Хочешь, я устрою так, что в одну ночь он перепьет эля и по пьяни свернет себе шею…

— Нет, — отрезал Харальд. — Все будет честно — насколько это возможно с искалеченным. Хольмганг с парой свидетелей, потом достойная смерть. Может, ему повезет, и Один еще примет его у себя в Асгарде.

Свальд едва заметно кивнул, соглашаясь. Торопливо сказал: