Ханин Александр

Гессенская волчица - 2

"Божиею милостию, Мы, Императрица..."

Глава 1

   23-е апреля, второй день пребывания в Москве, совпал с днём име­нин Александры Фёдоровны.Первая ночь в Петровском дворце про­шла неспокойно. Императрица дважды просыпалась, встревоженная страшными ночными кошмарами. Пробуждение её было ранним, с первыми лучами солнца.

   После привычного гоголь-моголя и утреннего туалета Императ­рица облачилась в тёмную амазонку, предусмотрительно поданную камер-медхен, и вышла на крыльцо, где её ожидал рейткнехт, держа под уздцы белоснежную кобылу под дамским седлом.

   В преддверии коронации утренняя конная прогулка стала прави­лом для Аликс. Вот и сегодня она не изменила себе, несмотря на ус­талость после утомительного переезда. Ногу в стремя - и вперёд!

   Грациозная Норма, любимая лошадь покойного Императора Нико­лая, уже привыкшая к новой хозяйке, мерным шагом шла по липовой аллее. Утреннюю тишину дворцового парка нарушали лишь дрозды, иволги и зяблики, спрятавшиеся в кронах высоких деревьев, на ство­лах которых отражался розово-золотой свет весеннего солнца. Изу­ми­тельной красоты клёны, тёмно-зеленые вязы, белоствольные берёзы, вековые дубы, красавицы липы, стройные тополя. Рыже-зо­лотистые белки стремительными молниями шмыгали с ветки на ветку. Рейт­кнехт следовал сзади, на почтительном расстоянии, чтобы не мешать царице.

   После вынужденного годичного затворничества в Зимнем дворце Аликс наслаждалась московской свободой. Ей безумно нравилась новая об­становка. Даже воздух здесь был иным, чем в мрачном Пе­тербурге. Для Аликс именно Москва была символом той Святой Руси, в кото­рую был влюблён её Ники...

   Она знала, что Петров­ский дворец охраняется так тщательно, что ни один, даже самый изощрённый злоумышленник, не в силах преодо­леть поставленный заслон. И если внутри дворца охрану несли казаки-конвойцы, то двор­цовый парк был оцеплен дружинниками Добро­вольной охраны, чьи чёрные одеяния Императрица видела среди де­ревьев.

   Две белки, устроившие гонки по кронам, стремглав спустились по стволу липы на землю, прошмыгнув прямо под копытами Нормы. Ло­шадь, приученная к грому выстрелов и барабанному бою, оказалась неготовой к подобной незапланированной встрече, резко прянула в сторону, едва не сбро­сив прекрасную всадницу.

   Аликс испуганно вскрикнула, но удержалась в седле. Натянула по­водья так, что лошадь угрожающе всхрапнула и, прижав уши к го­лове, попыталась встать на дыбы. Из-за кустов жас­мина стремительно метнулся дружинник, который схватил лощадь под уздцы. Испуганная Норма попыталась вырваться, выгнула шею, до красноты раздувая мягкие ноздри и перебирая ногами, но вынуждена была покориться человеческой воле и силе.

   Только теперь Императрица смогла рассмотреть своего спасителя. Чуть за тридцать лет, коренастый, среднего роста, копна тёмнорусых волос и аккуратная борода, живые глаза. Пенсне в золотой оправе. На левом рукаве чёрной блузы три серебристые галунные нашивки. Фуражка с "ада­мовой головой" на околыше свалилась на землю.

   - Кто Вы, мой спаситель? - спросила Императрица дрожащим го­лосом.

   - Ваше Императорское Величество! Честь имею представиться, на­чальник второй дружины Московского штандарта старшина Алек­сандр Гучков!

   Со всех сторон сбежались агенты дворцовой полиции и дружин­ники, встревоженные произошедшим. Подоспевший рейткнехт спе­шился и стал осматривать царскую лошадь. Не желая создавать не­нужное возбуждение, Аликс тихим, но твёрдым голосом попросила всех вернуться на свои места, чтобы продолжить прогулку.

   - А Вас, господин Гучков, - обратилась она к своему спасителю, - я жду сегодня к завтраку...

* * *

   Отстояв обедню, Аликс направилась в Голубую гостиную, где её уже ожидал принц Ген­рих Прусский.

   Внук королевы Виктории доводился Императрице двоюрод­ным

   братом и был женат на её родной сестре Ирене, которая не смогла

   приехать на коронацию, т.к. ожидала второго ре­бёнка. Генрих был полной противоположностью своего стар­шего брата Вильгельма. Если кайзер был самовлюблённым, су­етливым любителем театральных поз и напыщенных речей, то Ген­рих вёл достаточно скромный образ жизни, прилежно слу­жил в германском флоте, не вмешивался в поли­тику.

   Императрица вошла в гостиную быстрым шагом. Генрих вы­тянулся "во фрунт" и браво щёлкнул каблуками, как это умеют делать только в Пруссии. Облачённый в драгунский мундир Изюмского полка с ко­ричневым воротником и золотыми эполетами, укра­шенный го­лубой Андреевской лентой, принц Прусский был не­уловимо похож на по­койного Ники. Те же волосы золотисто-рыжеватого цвета, тщательно подстриженная холёная борода, красивое про­долго­ватое лицо.

   - Я рада Вас видеть, мой милый Генрих! - обратилась Аликс по-ан­глийски и протянула руку для поцелуя.

   Принц почтительно прильнул к руке Императрицы, после чего вы­прямился и торжественным голосом произнёс:

   - Ваше Императорское Величество! Мой Августейший пове­литель, Божией благодатью император Германский и король Прусский, марк­граф Бранденбурга, бургграф Нюрнберга, граф Гогенцоллерн...

   - Я Вас умоляю, Генрих, ради всего святого! Обойдёмся без офици­альных славословий. В ближайшие дни мне придётся вы­слушивать множество официальных речей и поздравлений... Для меня Вы не только посланец кайзера, но, прежде всего, муж моей любимой сестры. Мне очень жаль, что наша Aunt Fuss не смогла приехать, я ведь бе­зумно скучаю по ней. Прошу, - ука­зала рукой на кресло.

   Удобно разместившись в роскошном кресле, принц Генрих пере­шёл на немецкий язык:

   - Увы, Аликс, для Ирены в её теперешнем положении дальние по­ездки не рекомендованы... Но я слышал, что уже завтра при­езжают

   Виктория и Людвиг.

   - Да, они будут уже утром, а к вечеру должны прибыть мой милый Эрни и Ducky. Вся семья собирается, кроме Ирены. Но я хочу спро­сить, какие новости Вы привезли, Генрих? И что, кроме своих по­здравлений, просил передать мне Вильгельм?

   - Аликс, что Вам сказать... Вероятно, Вы не хуже меня знаете, что вся Европа бурлит после тех событий, которые слу­чились в России за последний год. Суровое подавление мятежа в Фин­ляндии и студенче­ских беспорядков в Петербурге, а также усилившиеся го­нения на ев­реев, - всё это не могло не вызвать некоего