обернулась. — Папуля, а можно…

— Нет, — твёрдо ответил Виктор, прекрасно знающий этот вкрадчиво-просительный тон.

— Ты же даже не дослушал!

— Дочь, дай переварить твою новую причёску. Ну, ладно, говори.

— Можно я сделаю маленькую татушку? Тамгу моего рода, — выпалила быстро девочка.

Всю расслабленность с Виктора словно сдуло. Он вскочил. Лицо стало жёстким, суровым.

— Ты не знаешь, о чём просишь. Родовыми знаками помечали вещи, клеймили домашний скот и рабов. Рабов!

— Пап, не сердись, я только спросила, — перепугалась Айслу.

Отец, заметив это, смягчился:

— Давай договоримся, никаких татушек до твоего совершеннолетия.

— А потом можно будет?

— Айслу!

— Хорошо, договорились, — девочка, заметно успокоившись и повеселев, отправилась в свою комнату.

Виктор обругал себя: разве можно так пугать ребёнка из-за собственного ночного кошмара. Уже несколько ночей ему тоже снилось прошлое. В давнем чужом прошлом, его клеймили как раба. Виктор, словно наяву, чувствовал боль от раскалённого тавра, и, вскрикивая, просыпался. Непонятно откуда пришло знание: увиденное во сне — то, что произошло с одним из его предков. Но почему тогда такая острота ощущений? Почему на месте предка он сам? Виктор сделал зарубку в памяти: спросить у Айслу, раз уж она так историей интересуется: кто и когда угонял в рабство жителей Орской крепости. Растревоженный мыслями он отправился в мастерскую и работал до темноты.

А ночью сон вновь пришёл. В нём что-то поменялось, возможно, из-за разговора с дочерью. Те же невысокие коренастые азиаты, он сам, его товарищи по несчастью, уже заклеймённые, связанные и сломленные. Виктор понимает, что именно не так. Краем глаза видит неподалёку троих ребятишек. Два мальчика и девочка. Те, из его детства. Он взрослый, а они остались детьми. Это почему-то не удивляет. Но появляется мысль: нельзя кричать, нельзя пугать девочку. Не оглядываясь, Виктор видит её встревоженный и сочувствующий взгляд. Мальчишки смотрят по-другому, с любопытством. Прикосновение раскалённого металла на этот раз не заставляет кричать, а пробуждает волю и решение — бежать при первой возможности. Притворившись покорным, Виктор идёт с остальными пленными. Он чувствует спиной взгляд девочки. Приходит осознание: что-то необъяснимое, очень важное, связывает их судьбы. Возникает желание обернуться…

Мелодичный трезвон помешал. Сон закончился. «И дёрнул чёрт завести будильник», — раздосадовано подумал Виктор.

Глава 13. Зов крови

Приближался День Рождения дочери. Виктор вновь ощутил беспокойство. Немного тревожило его и то, что девочка практически всё время проводила за изучением истории и в Интернете на казахстанских молодёжных форумах.

— Отдохни, ты же на каникулах, — как-то сказал он.

Айслу оторвалась от монитора и с возмущением высказала:

— Вам, взрослым, не угодишь! То «ты мало читаешь», то «ты много читаешь». Ты определись что ли. Кстати, что там с кафе?

— Заказал. Вас десять будет? — уточнил Виктор. Они решили, что Айслу отметит праздник в кафе с друзьями, а на следующий день дома с родными.

— Ага, десять, — машинально ответила дочь, уже набирая какой-то текст.

Виктор успел уловить введённый запрос в поисковик: «Легенды о хане Абулхаире», но, подумав, что некрасиво подглядывать, отправился в мастерскую к своей мозаике. Он успел выложить кусочек неба, когда вошла Айслу. Девочка была возбуждена. «Что-то интересное нашла», — подумал Виктор и не ошибся.

— Пап, ты представляешь, любимую жену Абулхаира звали Лунная красавица, то есть Айслу, как и меня! Она была дочерью бедняка. Другие жёны её презирали, но и сильно завидовали. Хан даже дочь, ей рождённую, любил больше, чем всех сыновей-наследников. И эти ведьмы-жёны отравили Лунную красавицу! Воспользовались тем, что хан уехал к своему русскому другу Кирилову в крепость. Кирилов — основатель Орска, — всё это девочка выпалила на одном дыхании.

— Отдышись и немного помедленней, — улыбнулся отец.

— Так вот, — продолжила Айслу, усевшись на край стола. — Хан долго горевал. Похоронил он свою любимую рядом с могилами основателей рода. Папа, по всему выходит, это киргизские могилы на горе Полковник. Ой! — тут Айслу в изумлении уставилась на отца. — Ты меня там и нашёл. Ты поэтому именно этот участок взял в аренду? Ты знал?

— Нет, дочь, не знал. Но продлил аренду я не только из-за яшмы. Выкупившая право добычи на горе фирма — чужаки, которым нет дела до истории края и до каких-то могил. Это единственный способ их сохранить.

— Я всегда говорила, ты — лучший! — воскликнула девочка. Соскочила со стола, обняла сидевшего на стуле отца, звонко чмокнула в щёку.

Накануне Дня Рождения Айслу стала непривычно серьёзной и задумчивой и обратилась к отцу:

— На самом деле я родилась сегодня?

— Скорее всего, да, — кивнул Виктор. — Родилась ты вечером или ночью, но записали в документах день, когда я тебя нашёл.

— Пап, — тон дочки стал ласково-просительным. «Сейчас ещё какой-нибудь подарок вытрясет», — решил Виктор и был несказанно удивлён продолжением фразы. — Пошли сегодня вечером на гору Полковник к могилам.

— Зачем?

Айслу рассказала об ещё одной легенде, гласившей, что на могилах можно загадать желание.

— Какое желание ты хочешь загадать? — с подозрением поинтересовался Виктор.

— Хочу встретиться с мамой. Пап, ну пожалуйста.

— Хорошо, сходим, — согласился Виктор. При виде просиявшего личика дочери, он понял, что означает выражение: «на душе кошки скребут».

Даже любимая работа с яшмой не приносила облегчения. В голове крутился детский стишок Заходера. Виктор много стихов читал дочке вслух, когда та была маленькой, но запомнился этот. «Бедный страус, несчастней не сыщешь отца. На яйце он сидел до конца: терпеливо, упорно, упрямо. Из яйца, наконец, появился птенец и заплакал: а где моя мама». «Вот и я такой страус», — мрачно думал Виктор. И не помогали мысли, что вся затея с горой только детские фантазии. Он чувствовал, там, у могил, действительно произойдёт что-то важное. Больше всего хотелось не пойти, отвлечь Айслу, не пускать. Но он понимал — так делать нельзя. К вечеру Виктор сумел взять себя в руки. Однако вид собравшейся дочери, вновь заставил сердце сжаться. Девочка поверх футболки с шортами надела бархатный камзол, расшитый серебряной нитью. На шею — бусы из яшмы.

— Чтобы мама меня сразу узнала, — объяснила она то, что было понятно и без слов.

По степи шли молча. Смеркалось, на небе показалась бледная луна. Ветер, всё ещё тёплый, обдувал