и обернулась. Показалось, между ней и мастером преграда из воздушного шёлка. Карлыгаш мысленно произнесла: «Спасибо, Лунная красавица. Ты позволила заглянуть в будущее и встретиться с прошлым». Она печально улыбнулась. Прошлое тоже взяло свою дань — там осталась первая отчаянная горькая любовь.

Женщина распрямилась, подняла голову и ушла, больше ни разу не оглянувшись.

Глава 15. Жизнь пёстрая, как яшма

Егор просидел около киргизских могил всю ночь. Вернулся домой, когда коров уже выгнали в стадо. Матрёна во дворе вешала на верёвки бельё. «Когда постираться успела? — мелькнула мысль. Царапнуло чувство вины: — Видать, не спала, бедная». Жена повела себя неожиданно. Выпрямилась, уставила руки в боки и грозно спросила:

— Где шлялся, ирод?

Чувство вины сразу пропало. Как смеет вот так, с ним, с главой семьи? Вчера только каждое слово ловила, а это поди ж ты!

— Не твоя печаль!

— Ах, не моя?! — Матрёна подхватила простыню, свернула жгутом и изо всей силы хлестнула Егора по лицу, еле прикрыться рукой успел. А разъяренная женщина лупила мужа со всей дури, приговаривая: — Получай, вражина. За киргизку. За жизнь мою поломатую. За яшму проклятущую!

Егор закрывал лицо и голову от довольно чувствительных ударов. Он новыми глазами посмотрел на жену, раньше такую покорную и смирную. Матрёна, раскрасневшаяся, в сбившемся платке, растрёпанная, была чудо, как хороша. Не баба — огонь. Егор одной рукой перехватил простыню, другой прижал к себе жену и припал к её губам в крепком поцелуе.

Старики Беловы сидели у окна и смотрели в соседний двор. Они всё видели. Старуха сначала подхватилась бежать туда, но была остановлена грозным окриком отставного вояки:

— Сидеть! Давно пора было Егорше дурь из башки выбить. Глядишь, толк будет… О, глянь-ка уж и целуются. А я что говорил? — Яков Белов довольно хмыкнул и подкрутил усы. — Куда? — спросил вновь подскочившую с лавки старуху.

— Так, внучатки с ночного вот-вот вернутся. Побегу к околице, перехвачу, к нам зазову. Деткам, чтоб мириться не мешали.

— И то, дело, Глашенька. Всех-то ты лучше, сударушка!

— Да что ты, соколик, что ты, — засмущалась старуха и засеменила к двери, на ходу подвязывая платок…

…Карлыгаш шла, ведя в поводу лошадь. Впереди светился огонёк костра. Там ждал Мадали. Он сразу поверил в Лунную красавицу и в то, что жена услышала зов Аспидной горы. Отпустил к могилам одну, сам же остался в степи. Сказал напоследок: «Если увидишься с дочерью, знай, я всегда приму девочку, как родную». Догадывался ли, что она может встретиться и с мастером? Теперь Карлыгаш была уверена — догадывался, но вновь не стал неволить, положившись на судьбу. Удивление от осознания своей любви к мужу, охватившее ещё на горе, не отпускало. Карлыгаш перебирала в памяти жизнь с Мадали, пытаясь обнаружить, когда зародилось это чувство. Вот он берёт на руки старшего сына, вот учит ездить на лошади младшего, вот побеждает на скачках в её честь, вот сердится на её брата, призывающего завести ещё парочку жён. За мыслями Карлыгаш незаметно дошла до костра.

— Тебе удалось приручить ласточку, Мадали, — произнесла она и увидела, как тревожное пламя в глазах мужа, расцветает цветком обжигающего счастья…

…Айслу отошла от пережитого потрясения даже быстрее, чем Виктор. Уже у подножья горы она начала делиться впечатлениями.

— Видишь, пап, меня не бросили! Я знала, всегда знала! Представляешь, я из прошлого. Поэтому никого и не нашли. А, правда, мама красивая? А я на неё похожа?

— Очень похожа, — ответил Виктор и рассказал дочери о своих снах. — Так что я, получается, давно знаком с твоей мамой, — улыбнулся он.

Айслу неожиданно остановилась, видно было, что на ум девочки пришла какая-то мысль.

— Пап, давай на мой «взрослый» День рожденья позовём Ритку. В смысле, Риту.

Виктор в недоумении вскинул брови.

— Дочь! Мы же расстались с Ритой. После вашей ссоры. Она повела себя неподобающе.

— Пап, да на её месте я бы мне вообще по роже надавала, — призналась девочка. — Ты не в курсе, я её постоянно доставала. Она дольше остальных продержалась. Ни разу не наябедничала. А я-то мечтала, что найдётся мама, и вы с ней поженитесь.

— Теперь не мечтаешь? — спросил Виктор.

— Ну, видно же, вы не пара. Ты не перебивай! Ритка стойкой оказалась. А тут я прочитала, что если в рамку из яшмы вставишь чью-то фотку, то можешь с этим человеком что хочешь делать.

— Ерунда какая. — Виктор пожал плечами.

— А Ритка поверила. Я ей всяких гадостей наобещала. Ну, что если с тобой останется, то под машину попадёт или руку сломает, а если залетит от тебя — урода родит. Пап, как думаешь, она меня простит?

Виктор задумчиво почесал в затылке.

— Получается, я тоже виноват перед Ритой, выгнал и даже не выслушал.

Айслу встрепенулась:

— Пап, она добрая, она тебя обязательно простит. А ты ей серёжки из яшмы подари. Те, что для меня сделал.

— Дочь, боюсь, Рита теперь долго об яшме даже слышать не захочет.

— Пап, ну не подумала я.

— Ладно, я тоже хорош. Давай наперегонки до дома?

Прыскали в разные стороны кузнечики. Ветер ударял в спину. Степь стелилась под ногами. Звёзды летели навстречу. А вслед светила полная луна, с проступившим на ней женским ликом. Словно сама Лунная красавица дарила ласковую улыбку.