Литвек - электронная библиотека >> (unesennaya_sleshem) >> Самиздат, сетевая литература >> Mamas and papas (СИ)

========== Часть 1. ==========

Солнечные блики на воде сияют праздничными неоновыми лампочками, слепя глаза. Они играют и искрятся россыпью звёзд, зайчиками проскакивая между уток, отталкиваясь от их волнистых дорожек на глади пруда и выпрыгивая вверх, буквально поджигая собой воздух.

Это место дислоцирования прекрасно со всех сторон - старая, скрюченная то ли возрастом, то ли ветром ива на берегу, длинные тонкие ветви которой свисают до самой земли, кое-где опускаясь и в воду. Шершавый и словно нагретый изнутри массивный ствол прямо за спиной. Здесь он чувствует себя в безопасности и может расслабиться, не полностью, конечно, но достаточно для того, чтобы передохнуть. Словно в военной палатке, думает он. Его убежище посреди Центрального парка на самом деле походит на стратегический командный центр. Сам скрытый в тени ветвей от посторонних глаз и солнца, он постоянно мониторит ситуацию, бессознательно следит за окружением. Громко сказано - следит. Это получается совершенно автоматически, без его контроля. Словно какой-то процент личности Джеймса Бьюкенена Барнса под кодовым именем “Зимний солдат” всегда находится в режиме боевой готовности. Уже столько лет подряд… Видит Бог, он устал. Но просто не знает, как отключить эту чёртову функцию. Поэтому пробует успокоиться и просто принять - как свою железную руку, как хаотичность воспоминаний, как фантомные и при этом совершенно живые боли в неживом плече на самом стыке плоти и металла. Это даже удобно, думает он, чтобы подбодрить себя. Удобно всегда быть начеку. Мало ли что?

Капельки пота собираются в дорожки и медленно скатываются вниз по вискам и шее под горловину худи, надетого поверх обычной домашней майки. Как же жарко. Чёртово Нью-Йоркское лето.

На скрещенных коленях ворчит и греется маленький нетбук с воткнутым сбоку модемом. Его матово светящийся экран пестрит колонками информации, как правило, совершенно не нужной ему. Но ему нравится проводить время так - шерстя сеть на предмет чего-либо, что может заинтересовать. Каждый имеет право на свой отдых. К примеру, Стив бегает. Он даёт совершенному телу абсолютно ненужную ему нагрузку. И это расслабляет, позволяет отрешиться от всего и просто сосредоточиться на дыхании, на свежести воздуха, на красоте мирного утра вокруг. Они как-то давно проводили эксперимент - ели самую вкусную и бесполезную пищу, только жирное и жареное, забросили тренировки напрочь. И лишь пересматривали, полулёжа на старом скрипучем диване, обсыпанные вывалившимся из миски попкорном, шедевры мирового кинематографа. Огромная новая изогнутая плазма давала потрясающее живое и красочное изображение без искажений по углам. На её покупке настоял Баки. Диван пофиг, но вот картинка должна быть на высоте. Как и звук. В конце концов, в каком веке живём? Тогда он свято полагал, что в их телах - совершенном и искалеченном - что-то должно измениться. Это был чёртов вызов совершенству, науке, сывороткам и прочей дряни, которой их пичкали по всем фронтам. Просто захотелось побыть обычными людьми. Ленивыми, с недостатками, с нежеланием что-либо делать и вообще двигаться в летнюю жару. Миссий почти не было, и они предавались приятному обжиранию (вёдра куриных крылышек от Kat&Nat, мини-гамбургеры, которые Стиву на один укус, рыбные палочки и картофельные чипсы, панкейки со сливками, шоколадные маффины в количестве, ужаснувшем бы любого) и не менее приятному безделью, практически не отвлекаясь. По его прикидкам, они были обязаны поправиться на десяток фунтов и выдать не слишком хорошие анализы по части холестерина и сахара в крови. Ни-че-го. Идеальные анализы. Они месяц провалялись на диване, и это не отразилось на них никак (конечно, кроме положительного влияния нескольких десятков пересмотренных фильмов, расширяющих кругозор). Стив всё так же мастерски швырял свой разрисованный концентрическими кругами фрисби, он сам - стрелял метко и бездумно, уверенный в результате. Все шесть по смертельным точкам, как и в дни серьёзных тренировок. Более того, чёртов Стив похудел на четыре фунта, он сам - на два. Но даже после эксперимента бегать Стив не прекратил, и теперь он понимает, почему. Да, каждый расслабляется по-своему. Лично его успокаивает поиск информации и аккуратные столбики букв и заголовков на небольшом экране нетбука.

Ветви шелестят от порыва тёплого ветра, и в лицо мимолётно пышет жаром. Впереди между лиственной занавесью маячит просвет, сквозь который солнечные блики, отскакивая от водяной ряби, забираются в его убежище и буквально щёлкают по носу. Он морщится и чихает. Почему-то улыбается и поворачивается на отдалённый детский смех. Там, справа, в редкие неспокойные разрывы ветвей видна детская площадка. Огромная, окружённая бастионом и рвом в виде скамеек с бдящими родителями, колясками и брошенными до времени велосипедами. Разноцветная и манящая, как диснеевский замок или разноцветные кремовые розочки на торте (Пеппер ничего не сказала в тот раз, но посмотрела на него так, что он понял - снимать их пальцем с корпоративного десерта было не самой лучшей идеей). Дети носились по этой площадке, что-то кричали - он просто не акцентировал внимание на смысле фраз, хотя мог расслышать каждое слово. Они счастливо улыбались и играли - то ли в ковбоев, то ли в рыцарей. Он не разбирался в возрасте, но многие из них выглядели маленькими. Наверное, не старше шести лет, думал он. Во времена их со Стивом детства не было такого разнообразия качелей, лазательных комплексов, тематических площадок… Серьёзно, будь он чуть смелее в плане социального поведения, он бы жил там, на площадке. Ну, хотя бы какое-то время. Просто чтобы понять принцип работы аттракционов и лазалок, пробежаться по лабиринтам, связкам и верёвочным переходам комплексов… Да, в их время такого не было. В их время он залезал на дерево - старый ветвистый клён за их бараками в Бруклине - держа конец стащенного в доках каната под мышкой, а потом и вовсе обвязав его вокруг пояса. Снизу на него лупился тощий и белокожий, точно слепленный из снега, Стив. “Держись крепче, Бак. Осторожнее, Бак. Вон та ветка выглядит крепче”. Его восторженный и почти щенячий взгляд вызывал стремление быть сильнее, лезть выше, совершать глупости. И он лез выше, с силой затягивал специальный свободный узел на канате, и перевязанная автомобильная шина поднималась над землёй, превращаясь в качели. Стив еле забирался в них, раскачивался первым и заливисто смеялся, кашлял до слёз и смеялся снова, а Баки - Боже, сколько им тогда было? - бегал рядом и подталкивал в спину. “Держись крепче, Стив. Не улети до Луны, мелкий, у тебя нет