было очень тихо. Высотные дома втыкали чумазые пальцы в небесную гладь. Иногда загорался свет в ванной, как зрячий глаз на слепом лице здания. Мимо кондитерской прошли две девушки-ирландки, их высокие каблуки громко стучали по асфальту. Карелла бросил беглый взгляд на их ноги и тонкие летние платья. Одна из девушке бесстыдно подмигнула ему, потом обе захихикали, и он без всякой причины вспомнил что-то о задранных юбках ирландской девушки, потом его мысль определилась, и он понял, что это воспоминание о чем-то прочитанном. Ирландские девушки… «Улисс»?^[13] Боже, до чего трудно было одолеть эту книгу со всеми ее ирландскими девушками и так далее. Интересно, что читает Буш? Буш слишком занят, чтобы читать. Слишком занят тем, что беспокоится насчет своей жены. Господи, до чего беспокойный человек!

Он посмотрел через плечо. Буш все еще был в телефонной будке и быстро говорил в трубку. Человек за прилавком наклонился над программой скачек, изо рта у него торчала зубочистка. У края прилавка мальчик пил яичный коктейль. Карелла вдохнул застоявшийся воздух кондитерской. Дверь телефонной будки открылась, и Буш вылез, вытирая лоб. Он кивнул продавцу и вышел на улицу к Карелле.

— Ну и жарища в этой будке, — сказал он.

— Все в порядке? — спросил Карелла.

— Конечно, — сказал Буш. Он подозрительно посмотрел на Кареллу. — А почему что-то должно быть не в порядке?

— Я просто так спросил. С чего начать, как ты думаешь?

— Это будет не так-то легко, — сказал Буш. — Это мог сделать любой недовольный дурак.

— Или любой преступник.

— Лучше бы мы оставили это дело Отделу расследования убийств. У нас дел выше головы.

— Мы даже еще не начали, а ты уже говоришь, что у нас дел выше головы. Что с тобой делается, Хэнк?

— Ничего, — сказал Буш, — просто я думаю, что полицейские не очень-то умны, вот и все.

— Приятное высказывание для полицейского.

— Это правда. Слушай, это звание детектива — куча дерьма, и ты это сам знаешь. Все, что нужно детективу, — пара крепких ног и упрямство. Ноги таскают тебя по всем помойкам, какие тебе нужны, а упрямство не дает наплевать на это дело. Механически идешь по каждому следу, и, если повезет, где-нибудь улыбнется удача. Потом начинай сначала.

— А мозги во всем этом не участвуют?

— Очень мало. Полицейскому не нужно много мозгов.

— Ладно.

— Что — ладно?

— Ладно, я не хочу спорить. Если Риардон погиб, пытаясь задержать кого-нибудь…

— Вот это тоже раздражает меня в полицейских, — вставил Буш.

— Ты прямо ненавидишь полицейских, верно? — спросил Карелла.

— В этом проклятом городе все ненавидят полицейских. Думаешь, кто-нибудь уважает копа? Символ закона и порядка, как же! Каждый, кто заплатил штраф за то, что не там поставил машину, автоматически начинает ненавидеть полицейских. Это именно так.

— Но так не должно быть, — сердито сказал Карелла. Буш пожал плечами.

— Меня раздражает в полицейских то, что они не говорят по-английски.

— Что?!

— «На месте преступления»! — передразнил Буш. — Полицейский язык. Ты когда-нибудь слышал, чтобы полицейский сказал: «Мы поймали его»? Нет. Он говорит: «Мы задержали его на месте преступления».

— Никогда не слышал, чтобы полицейский говорил: «Мы задержали его на месте преступления», — сказал Карелла.

— Я говорю насчет официальных источников, — сказал Буш.

— Это другое дело. Все стараются говорить красиво, если это будет опубликовано.

— Особенно полицейские.

— Почему бы тебе не сдать свой значок? Стал бы таксистом или что-нибудь вроде этого?

— Я об этом подумываю. — Буш неожиданно улыбнулся. Он все время говорил своим обычным тихим голосом, и теперь, когда он улыбался, трудно было представить себе, что он только что сердился.

— Я думаю, надо начать с баров, — сказал Карелла. — Если это действительно месть, это мог быть кто-нибудь по соседству. В барах мы могли бы что-нибудь узнать, кто знает?

— Хоть пива выпью, — сказал Буш. — Хочу пива с начала дежурства.

* * *

Бар, как тысячи ему подобных, назывался «Трилистник»^[14]. Он находился на Кальвер-авеню, между ломбардом и китайской прачечной. Бар работал всю ночь, и это нравилось ирландцам, живущим в районе Кальвер-авеню. Иногда в «Трилистник» случайно заходил какой-нибудь пуэрториканец, но подобные экскурсии не встречали одобрения у завсегдатаев бара, имевших горячие головы и сильные кулаки. Полицейские часто заглядывали сюда: не ради удовольствия, так как пить во время несения службы строго воспрещалось, а чтобы убедиться, что вспыльчивость клиентов и виски не привели к драке. Теперь стычки в этом ярко раскрашенном баре происходили гораздо реже, чем в добрые старые времена, когда район впервые испытал наплыв пуэрториканцев. В то время пуэрториканцы, плохо говоря по-английски и слабо разбираясь в вывесках, по неведению своему часто забредали в «Трилистник». Стойкие защитники «Америки для американцев», будучи не в курсе того факта, что пуэрториканцы — тоже американцы, провели много вечеров, кулаками защищая свою точку зрения. Бар часто орошался кровью. Но это было в добрые старые времена.

В плохие новые времена вы могли ходить в «Трилистник» целую неделю и увидеть не более одной-двух разбитых голов.

На окне была вывеска: «Добро пожаловать, леди», но немногие леди принимали приглашение. Завсегдатаями были мужчины, живущие по соседству, уставшие от своих мрачных квартир, стремящиеся к беззаботной дружбе с приятелями, которым дома так же надоело. Их жены по вторникам играли в бинго^[15], по средам ходили в кино, а по четвергам — в швейный клуб через улицу («мы делаем и то, и се, и пятое, и десятое»), и так оно и шло. Что дурного в дружеской выпивке в соседнем кабачке? Ничего.

Если только нет полицейских.

Полицейские, а особенно сыщики, очень раздражали. Конечно, можно было сделать жест и сказать: «Как поживаете, офицер Дуган?», и так далее, и даже, может быть, найти в своем сердце место для новичка, но нельзя отрицать, что такое соседство с полицейским было неестественным и могло принести неприятности. Не то чтобы кто-то имел что-нибудь против копов. Просто копы не должны рыскать по барам и мешать человеку спокойно выпить кружечку. И ни к чему им слоняться у букмекерских контор и мешать человеку играть. И нечего болтаться у публичных домов и портить развлечение. Копы не должны шляться поблизости, вот и все.

А «быки» — это переодетые полицейские, только еще хуже.

Так чего надо этим двум длинным дуракам?

— Пива, Гарри, — сказал Буш.

— Сейчас, — ответил буфетчик Гарри. Он налил пива и подал его