обычное место за столик, накрытый на двоих.

Это был мальчишка лет четырнадцати, худощавый, как бывают обычно подростки в переходном возрасте, но крепкий, с круглым и загорелым лицом. Одет он был в поношенный, но опрятный серый костюм из грубошерстной ткани; под курткой вместо жилета виднелся синий шерстяной свитер, какие носят моряки.

Андриенна поставила перед ним тарелку с двумя круглыми кусками колбасы, сардину в масле и небольшую бутылку красного вина.

— Спасибо, но вина не нужно! — живо отозвался Мило.

— Но ты же пил его с отцом.

— Верно, вместе с ним пил, но раз отца нет, то и вина не надо.

Андриенна настаивала:

— Все-таки выпей, Мило! Выпей хотя бы с водой, как всегда, — ведь твой отец поручил мне приглядывать за тобой. Неужто ты хочешь сэкономить несколько жалких су? Учти, он будет недоволен.

— Что вы, я совсем и не экономлю! — покраснел Мило.

— Молчи уж! Именно поэтому! Ну-ка, отхлебни малость! Кстати говоря, ты вовсе не обязан выпить всю бутылку. Оставь и на ужин.

Андриенна сама налила ему в стакан немного вина и заторопилась к другому столику. Мило разбавил вино водой и отпил глоток. Чувствовал он себя неловко: ведь Андриенна в два счета разгадала его уловку. Он действительно не собирался тратить лишние деньги на еду. Да это и понятно: за десять дней жизни в Бордо они с отцом не заработали ни гроша; жили они в гостинице Буска крайне скромно, а будущее пока ничего им не сулило.

Луи Коттино, отец Мило, называл такую жизнь по-своему: «Подтянем-ка потуже пояс».

Тем не менее слова Андриенны почему-то успокоили Мило. «В самом деле, выпью чуточку вина, — решил он, — в этом нет ничего особенного. А вечером, к ужину, вернется отец».

ГЛАВА II

Через десять минут, не успел Мило расправиться с «дежурным блюдом», как к нему подсел папаша Жандрон, завсегдатай этой гостиницы. Папаша Жандрон, старый добродушный плотник, не раз заводил разговоры за столом с Мило и его отцом.

— Здорово, молодец! — кивнул он Мило. — Ты что ж один? Неужто отец заболел?

— Нет, мосье, отец поехал в Пойяк поискать для нас работу на каком-нибудь паруснике.

— А тебя оставил одного?

— Ну да, а что в этом особенного? Он вернется к обеду. Не стоит тратиться вдвоем на дорогу лишь для того, чтоб справиться о работе.

— Что верно, то верно, — заметил старик, принимаясь за еду. — Но ты говоришь, что он хочет разузнать о работе для вас двоих? Разве и ты моряк?

— Конечно, — гордо ответил Мило, — я тоже буду моряком. Только не на паруснике, как папа, потому что их становится все меньше и меньше. Но все равно не мешает подучиться и на паруснике: ведь и на нем узнаешь многое.

— А ты когда-нибудь плавал?

— Еще бы! Плавал вместе с отцом. В Гавре меня взяли юнгой на трехмачтовое судно, которое шло в Антверпен и в Гамбург, а потом вернулось в Гавр и теперь прибыло сюда для разгрузки. Здесь мы уже десять дней.

— И когда же оно отправится в новый рейс?

— Еще не скоро, потому что судно это продается: обанкротился хозяин.

— Н-да, не очень-то вам повезло, — заметил Жандрон.

Тем временем Андриенна принесла плотнику бутылку вина, и он, прежде чем налить себе, наполнил стакан Мило.

— О нет, нет, спасибо! — запротестовал мальчик. — У меня есть вино и даже больше, чем надо.

— Ну, дело хозяйское, оно такое же, как и твое, — сказал плотник.

Он медленно опорожнил свой стакан, снова налил и вернулся к прерванному разговору:

— Чему же ты научился в своем первом рейсе?

— Знаете, многому. — Глаза у Мило заблестели. — Я научился правильно крепить груз, вязать узлы, драить палубу; я вызубрил названия всех парусов и сам помогал их складывать. Кстати, научился грести и править кормовым веслом.

— А от морской болезни ты не страдал?

— Чуть-чуть… когда мы отплывали из Гавра… море тогда было очень неспокойно. Теперь же, наверно, я уже привык — ведь я провел на море целых две недели!

Собеседники замолчали, и, пока Мило резал хлеб, папаша Жандрон с улыбкой смотрел на мальчугана.

— Скажи-ка, дружок, а до плавания где ты жил? — продолжал старый плотник. — Наверно, с матерью? Вы же из Гавра, да?

— Нет, совсем нет, — ответил Мило и как-то сразу помрачнел. — Мы из Дьеппа. Мне было три года, когда умерла мама; вот тогда-то и увезли меня оттуда. Я почти ее не помню. А поскольку отец был все время в плавании, он отдал меня в Руане папаше и мамаше Тэсто, которые меня и воспитали.

— Это твои дедушка и бабушка?

— Нет, папаша Тэсто — бывший моряк, который раньше плавал вместе с отцом. Поэтому-то они взяли меня к себе, пока я не копчу школу. Три месяца назад я жил еще с ними. Хорошо еще, что я кончил школу и могу работать! Я все равно уже не мог у них оставаться: они ведь очень старенькие, и последнее время ухаживал за ними я, а не они за мной. Теперь они уехали из Руана и живут у дочери в деревне.

— В общем, ты руанец, — заметил Жандрон. — Но ты, я смотрю, ничем не запиваешь, ведь так и кусок поперек горла станет!

И старик налил ему вина, но Мило чуть не взмолился:

— Нет, нет, я уже выпил целый стакан. Видите, он совсем пустой! Спасибо, мосье Жандрон, но с меня хватит, лучше я налью себе воды!

— Валяй! — рассмеялся Жандрон. — В этом вине водицы и так хватает!

— В вашей бутылке осталось совсем на донышке.

— Не беспокойся, дружок, — возразил на это папаша Жандрон. — У нас в запасе еще и твоя, причем почти полная.

— Это верно, — сконфузился Мило, не разгадавший заранее мысль старика.

ГЛАВА III

Папаша Жандрон, запивая сыр вином, осушил почти всю маленькую бутылку Мило. Правда, Мило совсем не огорчился, ибо знал: когда угощаешь человека от чистого сердца, нельзя заботиться о собственном кармане. Подумал он и о том, что хоть папаша Жандрон и прикладывается частенько к бутылочке, это вовсе не мешает ему оставаться славным и хорошим человеком.

Мило выпил совсем мало, однако несколько глотков вина еще сильнее развязали ему язык, тем более что вопросы плотника пробудили в нем дорогие воспоминания. Например, папаша Жандрон поинтересовался, нравилось ли ему в Руане.

— О, да! — ответил мальчик. — У меня там были хорошие друзья. Прошлым летом папаша и мамаша Тэсто сами-то почти не выходили из дома, но раз я не вытворял глупостей, они разрешали мне в четверг и в воскресенье ходить на берег Сены поудить рыбу. Моим лучшим другом был Пьер Бланше. Отец у него замечательный рыбак! Когда была хорошая погода, он отвозил нас далеко-далеко; мы отправлялись в пять часов утра и возвращались в полдень. Как-то утром я выудил целых тринадцать рыбешек — о, конечно, не очень больших: пескарей, уклеек, плотвичек, —