выказывал недовольства по поводу вечно мерзнувшего, и оттого очень холодного партнера.

— Дело вкуса, — заметил Мартин равнодушно.

— Нет, не утопленник, — поправился Ян. — Змеюка подколодная. Тихушник. Ты, наверное, состоишь в каком-нибудь движении. Социалист, верно? Или как там это правильно называется….

— Ты перепутал меня с преподавателем истории.

Мысль о том, что подобные же отношения у Яна могут быть с семидесятилетним, не по годам активным профессором Ричардом, заставила Мартина улыбнуться. О том, кто больший извращенец в этой ситуации — позволяющий себя насиловать молодой преподаватель или седовласый знаток истории, которого и в молодости-то, наверное, интересовали исключительно пыльные тома хроник, Мартин решил не думать.

— Рич? — похоже, шутка привела в восторг и Яна. Он завис над ним, улыбаясь, как может только очень уверенный в себе человек. — Ну, это ты перебарщиваешь, Мартини.

Он немного согрелся. Не настолько, чтобы вспотеть, а вот с Яна, того и гляди, пот хлынет ручейками. Мартин с отвращением подумал, что простыни в лучшем случае удастся поменять в среду, а сейчас только воскресенье. И еще о том, что до среды, возможно, почти добровольное унижение повторится лишних пару раз.

Ян, наконец-то, добился своего. Тяжелое тело рухнуло не на него, а рядом. Наверное, по-своему Дворжак уважал слабых, считая, что насиловать их можно, а вот случайно ломать ребра все-таки не стоит.

Чувствуя некое подобие радости от того, что все продлилось недолго, и, несмотря на беспокойные перемены, закончилось без жертв, Мартин потянулся к все же упавшей с кровати бутылке. Бренди. Слишком дорогой, чтобы его мог часто покупать себе нищий преподаватель предпоследнего снизу разряда.

— Мартини, — позвал Ян, по-хозяйски перехватывая его руку. — Это уже зависимость, правда? Ты спиваешься, — это был даже не вопрос.

Запястью, на котором уже начали проступать синяки, становилось все больнее. Мартин начал опасаться, что ничего еще не закончилось.

— Все писатели — алкоголики, — он попытался шутить.

— Ошибаешься, — Ян развернул его к себе, приложив смехотворно малое усилие. — Все блюющие в сточной канаве одинаковы.

Мартина едва не передернуло. До сточной канавы оставалось еще приличное расстояние, но в чем-то Ян был прав. Только разговаривать на эту тему с учеником, который и сам не является образцом благодетели, желания не было никакого.

— Ты не хочешь пойти в свою комнату?

— Ее затопило, — беззаботным тоном сообщил Дворжак.

— Нет. До третьего этажа вода дойти не могла.

— Ладно, ладно, — после таких «тренировок» он становился как будто покладистым, и некоторое время даже признавал Мартина старшим.

И тот хотел этим воспользоваться, чтобы в одиночестве отведать бренди и уснуть, как мечталось, покрепче завернувшись в одеяло. Студент встал и застегнул одежду, где она была расстегнута. Легонько пнул установленное посреди комнаты ведро — то отозвалось глухо и неохотно.

— Переполнится скоро, — бросил Ян и вышел.

Долгожданный приступ кашля не дал Мартину подняться. Он уснул почти сразу же, как отпустило. С потолка громко капало в налитое до краев ведро, нетронутая бутылка с бренди поблескивала возле ножки кровати.

2

Студенты верили, что доктор Сорьонен никогда не спит и никогда не устает. Возможно, так и было. Когда около шести утра Мартин заглянул в его кабинет, по обыкновению захламленный и в то же время каким-то чудом остающийся стерильным, тот стоял возле окна и чуть подрагивающей рукой что-то выводил на запотевшем стекле. Мартин расположился на кушетке и стал ждать, пока врач обратит на него внимание.

Ему нравился этот кабинет, всегда, тут было уютно, хоть и пахло всеми лекарствами одновременно, к тому же нагромождения медицинских карт, в чудной последовательности расставленные пробирки, спиртовки, кипятящиеся инструменты — все говорило о том, что обитающий здесь человек день и ночь занимается любимым делом, и потому счастлив. Порой Мартин ему завидовал.

— Знаешь, — доктор, наконец, отвлекся от своих рунических письмен, — Давно пора всех отсюда вывозить.

— Гадание подсказало?

— Гадание? — медик удостоил Мартина удивленным взглядом из-под круглых, криво сидящих очков. — Какое гадание, Франс?

Мартин развел руками. Шутить с Кари Сорьоненом было бесполезно. Если бы он сказал, что в затопленных подвалах академии завелись русалки, доктор, скорее всего, собрал бы инструменты, вооружился удочкой и отправился на рыбалку, движимый чистыми идеалами науки.

— Так что ты говорил про вывозить? — переспросил Мартин и раскашлялся. В медкабинете пахло теперь значительно приятнее, чем во всем остальном здании, но безумное сплетение запахов лекарств, реактивов и карболки все-таки не годилось для дыхания.

— Понимаешь, какая штука, — Кари машинально убрал с огня судок с кипящими инструментами. — Ты еще неплохо держишься, несмотря на запущенный бронхит. Это, наверное, никакими теориями не объяснить, почему ты до сих пор не развалился… кстати, тебе нужно лекарство, ага?

Сорьонен нырнул в свой шкафчик, который по незнанию можно было принять за картотеку. На самом деле картотеки, как таковой, не существовало, а все медицинские карты и заметки возвышались Гималаями на столе. В шкафчике же хранились лекарства, систематизированные настолько хитро, что задумай Кари уволиться, его последователю пришлось потратить пару месяцев на поиски пастилок от кашля.

— Да, а то приходится пить чаще, — согласился Мартин.

— О чем я и говорю, — похоронным тоном изрек Сорьонен. — Младшие уже начали болеть. Пока что простудные, но я боюсь, как бы не случилось эпидемии. Ты слыхал про мертвые школы, Франс?

Мартин пожал плечами. Врач говорил что-то важное, но воспринять это толком никак не получалось. Наверное, для этого раннего утра, когда даже кофе не помог проснуться, Кари был слишком живым и энергичным.

— В прошлом веке такое случалось довольно часто, от чумы или чахотки вымирали целые школы. Не хотел бы я, чтобы подобное произошло и у нас, — сказал Сорьонен.

— Да уж, — поежился Мартин. — А что, уже есть основания беспокоиться?

— Ты в подвале был?

— Ага, понадобилась мне тут как-то «Cantar del mio Sid». Там ее теперь рыбы читают, наверное.

— В подвале нет рыб, — возразил врач. — Зато там теперь вся выгребная яма. А значит, как минимум на холеру мы можем рассчитывать.

— Восхитительно.

— Не очень, — Кари вздохнул. — Я пытался говорить об этом с руководством. И что ты думаешь, Франс?

— Думаю, что тебе посоветовали