этого?

— Дура, — сказал Сергей, — он был бы дурак, если бы так думал. Как там, у древних: «Ведь если кто не хочет жить — он болен. Бремя жизни, все муки ЛУЧШЕ славы мертвеца». Не думай, мы все наступаем на те же грабли, торопим срок, и не сразу понимаем, что каждой минуте надо радоваться. Даже если жизнь эта проклятая — чересполосица.

Свержин вдруг подумал, что не пытается эту Лику утешать, что на самом деле так думает, и боль, что грызла его неполных десять лет, отступила, и удивился этому.

— А потом он попал под машину, — просто сказала Лика. — Вышел за хлебом — у нас в связи с ЧП бесплатную раздачу организовали. Вышел — и не вернулся. А мне домком пришел выразить соболезнования — и взяли, тихо, незаметно.

Сергей стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

— Это они умеют — незаметно. Всегда все спецслужбы умели, и эти — неплохо учатся. Извините меня, Лика?

— За что?

Он пожал плечами. Протянул руку к гитаре.

Проснулась Лика от солнца. И первое, что увидела, была мокрая лежащая в ногах охапка сирени. И глаза Сергея над собой.

— П-почему вы… не уехали? — она недоуменно потерла пальцами лоб.

— Разве это важно? — бросил он через плечо, отойдя к окну и упираясь ладонями в подоконник. — Не мог.

Или не захотел.

— Они поймут, — ответил он на незаданный вопрос. — Поймут. Раньше я ненавидел и убивал. И не хотел думать, что можно — иначе.

Сказал удивительным, пьяным от нежности голосом:

— Я готов любить весь мир. Потому что есть вы.

Лика отодвинулась к стене. Это было глупо — ради мертвого предавать живого. Но она ничего не могла с собой поделать.

Свержин все понял по ее лицу. Поцеловал руку и молча вышел.

* * *

Сергей лежал один в темноте овощного бункера, чувствуя, как в висках пульсирует кровь, и бинты на ране делаются липкими и тяжелыми. В отдушине под крышей он не мог разглядеть, но знал, что багряно-золотистая лодка месяца баюкает в ночном небе над лесом влажную звезду, и что звезда эта и все остальные майские звезды похожи на яблоневые цветы. В бункере пахло плесенью и этими цветами.

Дверь скрипнула. Сергей знал, кто пришел.

— Это я, — сквозь темноту Лика добралась до нар и присела на краешек. Здесь было чуть светлее, в отдушине стены плавало голубое.

Сергей нашел руку Лики:

— Теплая… Я… знал… что придешь…

Они помолчали. И голос Сергея дрогнул, когда он спросил:

— А если… бы… меня не ранили? Ты… бы пришла?..

Лика кивнула. Испугалась, что в темноте он этого не заметит, и почти крикнула: «Да!»

— Мне кажется иногда, что все решили за нас, и я ничего не могу с этим поделать. Всю жизнь я буду помнить Юрия и всю жизнь бояться, что он меня осудит… но…

Сергей удержал ее руку, чувствуя, как дрожит эта рука, и тело Лики сотрясается от рыданий.

— Н-не надо… любовь моя…

Он сбился, замолчал, пробуя втянуть воздух, и пальцы Лики успокаивались в его ладони.

— Подвиньтесь, — произнесла она беспомощно, — я лягу. У меня очень болит спина.

Примечания

1

 Стихи Новеллы Матвеевой.

(обратно)