из его имени; а домовой, конечно, приворовывал, но в основном шкурки от сала и цветные скрепки: домовые кофию не пьют.
Игорек потеребил бритую голову и отправился в магазин.
Вторая банка пропала через полчаса столь же таинственным образом: Игорек из кухни не удалялся, а ключ от шкафчика висел у него на груди.
Игорек выключил ненужный чайник, поставил на место кофе кильку в томате, счастливо отысканную в холодильнике, оставил дверцу шкафчика приоткрытой и сел, положив на колени молоток. Два часа ничего не происходило. Паштет с упоением таскал по кухне сосиску, Кататиныч гремел скрепками в кабинете, а кильки стояли — ну чего им сделается, килькам?.. И тут из пыльных глубин шкафчика появилась рука...
Возвращаясь с опорожненным мусорным ведром, Игорек встретил около лифта соседа-писателя. Рука того болталась на перевязи, а лицо было нежно-зеленое, как свежий огуречный салат. — Геныч! — ахнул Игорек. — Да понимаешь... — Геныч вздохнул. — Издательство требует. А у меня еще тридцать страниц нет. Посадил я его пить кофе. Ну, выпил, все нормально. А тут приходит к нему девушка. И опять кофе! — К кому? — переспросил Игорек, чувствуя, как мурашки ползут по голой голове. — Да к герою! — Геныч одушевился, даже порозовел немного. — Надо же тридцать страниц заполнить. Ну, напоил он девушку. То, се. А тут компания. И опять кофе. Лезет он в шкафчик... И представь, хочу набрать «кофе,» а у меня «кильки в томате» получаются. А потом как даст по руке! Больно. — Да уж, — вспомнив свой молоток, согласился Игорь.
Возвращаясь с опорожненным мусорным ведром, Игорек встретил около лифта соседа-писателя. Рука того болталась на перевязи, а лицо было нежно-зеленое, как свежий огуречный салат. — Геныч! — ахнул Игорек. — Да понимаешь... — Геныч вздохнул. — Издательство требует. А у меня еще тридцать страниц нет. Посадил я его пить кофе. Ну, выпил, все нормально. А тут приходит к нему девушка. И опять кофе! — К кому? — переспросил Игорек, чувствуя, как мурашки ползут по голой голове. — Да к герою! — Геныч одушевился, даже порозовел немного. — Надо же тридцать страниц заполнить. Ну, напоил он девушку. То, се. А тут компания. И опять кофе. Лезет он в шкафчик... И представь, хочу набрать «кофе,» а у меня «кильки в томате» получаются. А потом как даст по руке! Больно. — Да уж, — вспомнив свой молоток, согласился Игорь.
Рыбка
Я вчера поймал было рыбку...— Жена! Жена, тебе говорю! Мама, сосредоточенная на штопанье носков, неохотно подняла голову. Муж и отец троих ее детей стоял у двери, сложив руки на груди, и глядел исподлобья. Она бы испугалась — не проживи с ним семнадцать лет. — Что, дорогой? Он развернулся и двинулся в сторону кухни. Так поступал их кот Мурзик, когда хотел есть. Мама пошла следом. В кухне, на первый взгляд, ничего необычного не было. Только исходила паром большая чашка на столе. В коричневом круге кофе отражалась лампа. Мама задумчиво потерла щеку: — Не понимаю. Отец ткнул в чашку пальцем: — А это что? — Кофе? — А в кофе? Жена присмотрелась: обыкновенный кофе; горячий, и пахнет приятно. — Сахар, что ли? Муж зашипел. Действительно, с кофе происходило что-то странное: поверхность нервно раскачивалась, плескала и расходилась волнами. Как будто от дождя — если в квартире возможен дождь. То ли в темных глубинах проводила маневры миниатюрная подводная лодка. — Что это? — прошептала мама. Муж обвиняюще воздел длани: — Вот я и спрашиваю: что?! — А ты чашку мыл? Отец взглянул с презрением. — Вылей, — предложила жена. — Жалко. — Вылей. Отравишься — дети сиротами останутся. Словно почуяв, что разговор о них, возможные сироты нарисовались на кухне. — Отойти! — велел папа. — А что, бомба? — поинтересовался старшенький — пятнадцатилетний Никита. Трехлетний Петька запрыгал, захлебываясь от счастья: — Бонба! Бонба! Отец закрыл стол грудью. Мама, спасая от шлепка, поймала озорника. — Никакая не бомба, — скривилась Наташа. Они с Никиткой были погодками и часу прожить не могли, чтобы друг друга не подкусывать. — Обыкновенная рыба. — Какая рыба? — папа хлопнул очами. — Рыбы в кофе не живут. Однако, вопреки его словам, рыба как раз появилась на поверхности, засветилась золотой спинкой и тонкими, как паутинка, плавниками, ударила хвостом, забрызгав семью, на счастье, остывшим уже кофе. — Лыбка! — завел радостный Петенька. — Не трогай! — Кофе бразильский? — спросил эрудит Никита. — Тогда это пиранья. Палец оттяпает — и не заметишь. Наташа глянула с ехидцей: — Вот я ее выпущу, и она исполнит мое желание. — Ща, в нашу реку выпусти — ничего не исполнит, сдохнет сразу. — Вот и пожелай, чтобы сперва реку очистила. — Ха! — папа дернул ус. — Скорей я английской королевой стану. — Попугая хочу! — заорал Петенька. — Какого попугая, — вздохнула мама. — Тебе сапожки нужны, Наташе босоножки... — Компьютер. Отец схватился за голову: — Сапожки я сам куплю. Когда зарплату заплатят. — Так пожелай, чтобы сразу за пятьдесят лет выплатили, — подначил Никита. — В этих, уях. — Не ругайся!! — крикнули родители хором. Никита надулся: — А я чего? Все так говорят: условные единицы. — Тогда «уе». Рыбка спокойно плавала в кофе. Не исчезала, но и желания исполнять не торопилась. Только Мурзика пришлось отогнать, чтобы не проявлял нездоровый интерес. — А может, она солнечная? — подумал Никита вслух. — Зайцы солнечные бывают. Вон, под лампой как раз. — Тогда лампочная, — поправила Наташа. — Свет погасим, и пей, папка, свое кофе. Нет рыбы — нет проблемы. И тут свет погас. — Ой! В двери стукнули. — Не открывай, — зашептала мама. — Они проводку режут, а потом квартиры грабят. Говорят, что монтеры... — Я не монтер, — донеслось из-за двери, — я почтальон! — Все равно не открывай! Да разве отец послушает? Он зажег заранее припасенную на такой случай свечку и пошел к двери. Семья поспешно вооружалась: мама схватила сковородку, Наташка с Никитой гантели, Петюнчик — кота. Злобный кот с четырьмя когтистыми лапами — то, что нужно. Но за дверью стоял самый настоящий почтальон. — Телеграмма вам, распишитесь, — промолвил он мрачно и ушел. Папа прочел украшенный печатями (одна золотая) бланк и в полуобмороке осел на пол. Петька заревел. Мама бросилась за валерьянкой. — Что там? Читай! — помирая от любопытства, прошипела Наташа. Никитка поднял листок: — «Ос... освободилась должность английской ко-королевы. Срочно телефонируйте согласие. Ваш принц Чарльз.»Братья Гримм (в пересказе А. Пушкина)