волны по ковылю. И степь пахла мятой и сухой степной земляникой, и ягоды мерцали в переплетениях трав.

На холме стояли они под закатным солнцем, и холм возносился среди трав, как корона. И к небу возносил их среди волнующейся травы.

И сказал Энлиль:

— Я пришел.

И грозная Дева (нэна фенри) отбросила серый плащ свой, вьющийся на ветру.

И в золоте сверкающая, владычица предстала перед ним. Владычица Сунниве стояла перед ним в золоте, шуршащем, как чешуя. Энлиль отшатнулся.

Рукой, закованной в золото, коснулась она волос его, и голосом тихим, как дуновение, молвила:

— Не уходи…

11. Равного себе искала я и не находила. И вот пришел ты, равный мне; и я хочу тебя.

И сказала Сунниве:

— Ты мой.

И шагнула к нему, протягивая руки. И поцеловала в лоб, там, где сходятся брови. И обвила руками шею его.

— Ты мой! — сказала Сунниве. — И никто не посмеет стать между нами, или степь, цветущая вокруг нас, обратится в пепелище.

И сжал ее Энлиль в руках своих, невольно отвечая на объятия. И сильны были руки его на плечах ее. И шептала Сунниве, целуя его:

— Это судьба.

12. Страшна была гордыня ее. А у него были глаза безумца или больного, и, похоже, он не понимал, кого держит в объятиях.

Он сжимал ее так, что хрустели кости.

Сунниве смеялась.

Золото сыпалось с нее, как чешуя, как старая глина с сосуда прекрасной формы. Золото сдиралось вместе с кожей.

Сунниве смеялась. Потом он обнажил ее.

Он был первый, кто узрел ее без доспехов. Ее тело было как пена и серебряный лунный свет (гэль арини).

Потом Энлиль взял ее. Взял не как берут любимую, а как солдаты женщин в сожженных ими же городах.

В бешеной радости она принимала его, и им обоим было больно.

Потом он, глядя в землю, седлал коня.

Степь зазвенела под копытами, и его скрыли окрашенные в кровь зарею травы.

Сунниве сидела на песке. Все тело ее было в ранах, кровь текла по ногам. Она сидела на песке и хохотала.

Серый Призрак перестал тревожить людские пределы.

13. Кшишей в плавнях, змеею в травах скользила она, и никто не заметил ее. Пробралась она спящим лагерем и узрела: голубой стяг над шатром, белый конь у шатра.

Был беден шатер его: слева оружье, справа ложе из шкур. И Энлиль спал распростертый. И легла с ним Сунниве. Полог трепетал натянутый; оживая в ночи, пахли степные травы, и в отверстие крыши заглядывала большая звезда. И напряглось тело ее, но он не проснулся.

И стала Сунниве будить его, и ласкать кудри его, и целовать руки и бедра его.

И проснувшись, увидел Энлиль ее в шатре своем и сказал:

— Зачем ты здесь?

И положил он меч между ними, и не могла Сунниве более прикоснуться к нему.

И с болью сказала она:

— Еще не зажили раны мои, а ты меня больше не хочешь?..

И ночевали они, как братья, в одном шатре, и меч лежал между ними.

14. И вернулась Сунниве в шатер свой и призвала раба своего, и легла с ним, но невесомы были поцелуи раба и ласки не грели. И велела Сунниве убить его и бросить псам, и лежала одна в шатре своем, тоскуя; и разрывалось сердце ее. И звала она Энлиля сердцем своим, но он не услышал ее.

И встав с подушек, увидела Сунниве кровь на белом шелку. То были обычные женские крови, и Сунниве поняла, что надежда для нее погасла.

И отбросив подушки, позвала Сунниве соглядатаев своих и сказала:

— Идите.

И сказала она соглядатаям своим:

— Узнайте: отчего меня не хочет Энлиль Райнар и нет ли у него девы другой?

И пошли соглядатаи и узрели Райнара с Герти у градских ворот. И Райнар целовал ее.

И вернулись соглядатаи к владычице и сказали:

— Видели мы Райнара с девой у градских ворот, и он целовал ее.

И гневно спросила Сунниве:

— Отчего вы не убили их на месте?

И сказали соглядатаи:

— Мы не можем убить его, ибо он серебряное кольцо носит на руке своей.

И вздохнула Сунниве тяжко и прогнала их.

15. И послала гонцов в Город она и сказала:

— Деву отдайте мне — ту, что любит Райнар. Или город ваш ляжет в прах.

И услышала Герти весть эту и вышла к гонцам. И сказала Герти гонцам:

— Город славы моей и любви моей не отречется от меня.

И сказали гонцы:

— Отречется он от тебя, как Райнар от тебя отрекся.

И заплакала Герти и сказала:

— Не верю. Град печали моей и боли моей не отречется от меня.

И люди сказали: Так.

И ушли ни с чем гонцы.

И шатры лежали под городом, как звезды. Злые звезды поруганной земли. И сказала Сунниве, чтобы город сдался ей, но они отказали.

И сказала Сунниве, что возьмет град сей, измором ли, приступом — но будет так. Но были опущены решетки в граде сем и захлопнуты ворота, и довольно было оружья и всякого припасу, и не отрекся град от дочери своей.

И началась осада и длилась, и было воинов Сунниве, как песчинок на берегу, но таяли они; а город стоял нетленно.

И подвели стенобитные машины к стенам и камнеметные машины к стенам (монэн од ролэн), но разрушенное за день подымали ночью. И не отрекся град от дочери своей.

И стрелы метали огненные на город сей, но тушили огонь.

И тогда велела владычица повернуть реку, в град идущую. И трудились воины ее с утра до вечера, и покрылись кровавыми мозолями руки их, но повернулась река и устремилась в русло иное. И высохли колодцы в городе, и источники истощились. И настала великая жажда в граде сем. Но не отрекся он от дочери своей.

16. И как служил град дочери своей, так она ему служила. Тайным ходом ходила за стены к берегу, где в колодце оставалась вода, и носила Герти с девами воду ту в город свой с вечера до рассвета. Но узнали про то соглядатаи Сунниве и схватили Герти, и привели Герти к шатру ее, а колодец забросали каменьем. И вели Герти к шатру и били ее, но Герти молчала. И служанкам бросили соглядатаи ее, и служанки били, и щипали и царапали ее, но Герти молчала.

В походном кресле сидела Сунниве перед шатром своим. И сведены были брови ее, и глаза подобны углям. И бросили Герти на колени перед ней, но Герти молчала.

— Он мой! — сказала Сунниве, и страшен был голос ее, как камни, сорвавшиеся с горы.

— Он мой! Не тебе владеть им, безродная.

Но Герти молчала.

— Я уничтожу тебя…

Тихо сказала Сунниве, и глаза ее были беспомощны.

И били ее, но Герти молчала. И огнем и раскаленным железом жгли ее, но Герти молчала. И Сунниве отдала ее солдатам. И солдаты смеялись за шатрами.

И Герти закричала. И возрадовалась Сунниве, услыхав этот крик.

17. До вечера глумились солдаты над девочкой, и усладили жажду свою, и она не была нужна им более. И бросили Герти на песке, и ушли. И был песок раскален, и солнце палило ей спину. И встала Герти в лохмотьях своих и пошла нагая, и море лизало ноги идущей.

Раздвинув