в своём опыте то общение с Абсолютным, которое составляет сущность религии. По существу, только тот, кто имеет этот опыт, может судить о религии, а следовательно, и основательно решить проблему об отношении её к науке. Ведь о музыке может судить лишь человек, имеющий музыкальный вкус и слух. И совершенно недостаточно для этого знать историю музыки, теорию музыки и даже разбираться в нотах.

К сожалению, у многих антирелигиозных писателей отсутствует этот религиозный опыт в прошлом (если не смешивать с ним формальную, обрядовую сторону религии), и уже потому неосновательны их нападки на религию в её чистом смысле.

Но есть ещё другое знание, касающееся религии, это знание о религии, о том учении, которое она исповедует как предмет веры и опыта.

Это соответствует знанию теории музыки.

Но и этой „теории“ нашей религии мы почти не знаем.

Мы почти не знакомы с Библией в подлиннике и судим о ней по разным талмудам и катехизисам.

А эти последние могут противоречить науке столько же, сколько и природе, физической и духовной, сколько и самой Библии.

Мы смешиваем Библию с ее богословскими толкованиями, религию с теологией, то, что Бог открывает о Себе и думает о человеке, мы заменяем тем, что человек думает о Боге.

Геология (наука о составе земной коры и её образовании) учит, что мир был сотворён в огромный период времени, а не в 6 дней, как говорит школьное богословие.

Но посмотрим, как сказано в Библии.

Днём мы называем тот промежуток времени, который измеряется известным движением земли вокруг своей оси относительно солнца. А в Библии днём называется и тот первый промежуток времени, когда Бог сказал: „Да будет свет“, и когда ещё не было солнца, которое было создано в четвёртый день.

Ясно, что слово „день“ здесь употреблено не в обычном смысле 24-часового промежутка, а в значении „периода“. Этому соответствует и стоящее в еврейском оригинале слово י1ם, (йом), что значит и день и период (ср. греч. αιών, русск. зон). Это подтверждается и второй главой той же книги Бытия, где словом „йом“ обозначено все время творения, обнимающее все шесть периодов. „Вот происхождение неба и земли, при сотворении их в то время (י1ם), когда Бог создал землю и небо“ (2 гл. 4 ст.).

Бог, творивший мир, вечен и живёт вне времени. И не было тогда ещё человека, сознание которого связано с понятием времени. Да и у человека это сознание не вечно, ибо в будущем новом мире „времени уже не будет“ (Откр. 10 гл. 6 ст.). Объективно, вне человека, его нет и сейчас, и измерение его относительно.

Моисей, который является автором книги Бытия, говорит в своей молитве (пс. 89): „Перед очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи“ [Ещё большую наивность обнаруживают те, которые оспаривают библейскую давность существования мира, забывая, что Библия определяет в годах лишь длительность человеческой истории, а не существования мира или самого процесса его творения.].

Итак, если теология иногда мешает нам признавать геологические данные, то Библия находится в согласии со всеми фактами природы, а следовательно и с наукой, открывающей эти факты.

Поверхностное чтение Библии, как и всякое полузнание, вызывает ещё одно недоумение. Какой мог быть свет в первый день, если солнце создано в четвёртый день? Причиной этого затруднения является опять-таки незнание как Библии, так и науки.

Ибо уже Гершель доказал, что первоначально существовала световая туманность, а солнце, созданное в четвертый день, представляло собой центр, собравший разлитую в пространстве световую энергию.

В выражении „И создал Бог два светила великие“ — слово „создал„ значит „сделал„, довершил выполнение того, что было сотворено, первоначально вызвано к бытию (глагол „творить“ употреблен в 1 стихе). В оригинале Библии и её переводах различаются эти два глагола: 1) творить и создавать — евр.#*^ ־ЛФГ, англ. — create — make, нем. — schaffen — machen и т. д.

Да и в обыденной жизни — одно дело добыть огонь, а другое — сделать лампу, наполнить ее горючим веществом, зажечь и повесить ее... Впрочем, это только слабая и не вполне верная аналогия.

Но более всего Библия смущает мыслящего человека своими повествованиями о чуде. Последнее кажется нарушением законов природы.

Если это можно говорить о чудесах легенд и апокрифических евангелий [См. об этом в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“], то совершенно нельзя этого утверждать о чудесах Слова Божия. Исцеление больных, воскрешение мертвых — не нарушение законов природы, а восстановление их. По закону греха и наследственности болезнь и смерть являются закономерными. Но по первоначальному замыслу, когда не было ещё греха, человек был создан для жизни (человек“ имеет „чело вечности“). И когда устраняется причина, вызывающая смерть (этой причиной является грех), тогда вновь восстанавливается действие Божественной творческой силы; эта сила некогда в дни творения „сверкала из глубины вечности могучими творческими словами“, она, по словам того же Дарвина, „вдохнула жизнь в первоначальную клетку“. Естественным действием этой силы является не смерть (это было бы уже противоестественным), а жизнь и воскресение. Камень в силу притяжения падает вниз, но, если сила притяжения будет нейтрализована обратным толчком, камень полетит вверх.

Чудеса Евангелия не противоестественны, а сверхъестественны (non praeter, non contra, sed supra naturam), поскольку в том или ином случае начинает действовать сверхопытная сила. И такой факт удивляет нас, кажется нам чуждым („чудо“ и „чуждый“, как и „чудной“ — удивительный от одного корня, хотя то, „что чудо на земле, на небе естественно“, как явления радия — чудо для дикаря, но естественны для химика).

Законы природы не оковы, которыми Бог связал Свою и человеческую свободу, и силами природы Он повелевает.

Без чуда жизнь никогда не будет чудной, и о нём-то томится всякая живая душа, рвущаяся из царства необходимости в царство свободы.

Наука, изучающая царство необходимости, законы, как „постоянно повторяющиеся связи явлений“, и силы, доступные ее „пятичувственной логике“, не знает чуда, хотя и не может отрицать его.

Религия же соединяет нас с царством свободы, и притом не формальной и пустой, а творческой свободы, с царством благодати, той творящей силы, которая создала жизнь и мир, т. е. то чудо, свидетелями которого мы являемся; эта же сила и поддерживает этот мир столь же чудесно (сохранение мира не вытекает закономерно, логически из факта его существования, также как питание организма не обеспечено ещё его рождением — он может и разрушиться от голода) [См. также мысли о чуде в моей лекции „Достоверно ли Евангелие?“].

А потому и в вопросе о чуде не