счесть дурным предзнаменованием.

— А нам покажут окровавленную простынь? — спросил кто-то позади.

— Нет, придурок, — ответил другой голос, — это её второй брак, так что подобное весьма затруднительно, если только её первый муж не страдал полным бессилием.

Скрип в спальне становился всё сильнее и быстрее, затем резко оборвался.

— Это раз! — выкрикнул из-за двери Дамонакс. Все заулюлюкали и зааплодировали. Вскоре скрип кровати возобновился. Кто-то бился об заклад, сколько раундов продержится новоиспеченный муж.

Цифры, которые они называли, поразили Соклея своей невероятной величиной. Он огляделся в поисках Менедема, чтобы поделиться своим мнением. Разумеется, брат станет хвастать, что эти цифры скорее уж занижены, чем завышены, а он из тех, кто может доказать, что это не враньё.

Но Менедема во внутреннем дворике не наблюдалось. Соклей обошел его, заглянул в андрон, но брата и там не оказалось. Пожав плечами, Соклей глотнул ещё вина и тремя пальцами правой руки подхватил ещё одного кальмара. Возможно, скрип кровати вдохновил Менедема поискать немного забавы и себе.

А Менедем продирался по запутанным улочкам Родоса домой и ленточка, украшавшая гирлянду на его голове, закачалась прямо перед глазами, щекоча нос и заставив глаза сойтись в кучу. Менедем вспомнил о гирлянде, сорвал её с головы и бросил в лужу.

Ноги перепачкались, но его это не беспокоило — как и все моряки, он в любую погоду ходил босиком и надевал только хитон. Идущий ему навстречу пожилой мужчина, завернувшийся в огромный толстый шерстяной гиматий, странно посмотрел на молодого человека, как бы вопрошая: «А тебе не холодно?». Менедем ощущал прохладу, но не настолько, чтобы она ему как-то мешала.

На свадьбе двоюродной сестры он прилично выпил, чтобы не мерзнуть, а теперь укрылся, чтобы отлить у белой глухой стены какого-то дома. Сделав дело, он поспешил дальше. В это время года дни короткие, а ночи длинные и тянутся как смола в жаркий день. Ему бы не хотелось оказаться на улице после захода солнца, особенно без факела в руке и парочки приятелей для компании. Даже в таком мирном и спокойном полисе как Родос в темноте пошаливали разбойники.

Менедем надеялся, что Дамонакс станет для семьи ценным приобретением. Ему нравился и первый муж Эринны, но он казался ему довольно старым. Видимо это потому, что я сам был ещё совсем юнцом во время её первой свадьбы, с удивлением подумал Менедем. Её первому мужу было около тридцати — Дамонаксу сейчас столько же. Время творит странные вещи: пол десятка лет пролетели вообще незаметно.

Дом его отца и дом дяди Лисистрата стояли рядом, неподалеку от храма Деметры, в северной части города.

Когда он постучал в дверь, кто-то из домашних рабов крикнул:

— Ну кто ещё там?

— Я, Менедем.

Дверь немедленно распахнулась.

— Неужели свадебный пир закончился так рано, молодой хозяин? — удивленно поинтересовался раб. — Мы не ожидали, что ты вернёшься так рано.

Сказанное почти наверняка свидетельствовало, что рабы воспользовались шансом плюхнуться на задницу, поболтать и побездельничать. Рабы всегда старались увильнуть от работы, как только выдавалась такая возможность.

— Я просто решил вернуться домой немного раньше, вот и всё.

— Ты решил вернуться пораньше, хозяин? Вернуться с пира, хозяин? — выражение лица раба говорило красноречивее слов. — А где же твой отец, хозяин?

— Он пока остался там.

Раб изумился ещё сильнее, потому что обычно отец Менедема возвращался домой рано, а Менедем оставался до последнего.

Он прошел во внутренний дворик — из кухни раздались гневные крики. Менедем вздохнул. Его мачеха и повар Сикон снова ругались. Бавкида, которой хотелось быть хорошей домохозяйкой, считала, что Сикон тратит слишком много денег. А повар, в свою очередь, считал, что хозяйка хочет заставить его до конца жизни подавать на стол только ячменную кашу и соленую рыбу.

Бавкида вышла из кухни мрачная как туча, но её недовольство мгновенно сменилось изумлением при виде Менедема.

— Ой. Здравствуй, — произнесла она, а затем, как и раб минуту назад, — я не ожидала, что ты вернёшься так скоро.

— Здравствуй, — ответил Менедем и пожал плечами. Взглянув на нее, он с трудом заставил себя думать о ней как о своей мачехе, второй жене отца. Бавкида была младше него лет на десять. Не красавица, но у неё отличная фигура — намного лучше, чем тогда, когда пару лет назад впервые вошла в этот дом четырнадцатилетней девчонкой. — Околачиваться там не хотелось, поэтому я сам вернулся домой, пока не зашло солнце.

— Ладно. Не знаешь, когда вернётся Филодем?

Менедем покачал головой.

— Могу только предположить, что он, дядя Лисистрат и Соклей вернутся вместе, и пара рабов будет освещать им путь.

— Наверное, — согласилась Бавкида. — Мне нужно поговорить с ним о Сиконе. Что за наглец, можно подумать, он тут не раб, а хозяин!

Она старательно хмурилась, и между бровями появилась вертикальная линия.

Её гримаска заворожила Менедема. Впрочем, как всегда. Поскольку они жили в одном доме, она не покрывала себя, как полагается порядочной женщине в обществе мужчин. Видеть её неприкрытое лицо было почти так же волнительно, как обнаженное тело.

Ему пришлось напомнить себе, что нужно слушать, что она говорит.

У них с отцом и так достаточно поводов для ссор, он не хотел добавить к списку соблазнение его жены. За такое отец может и убить.

Точнее, большая его часть не хотела добавлять. Та, что хотела, зашевелилась. Он жёстко велел ей утихнуть — не хватало только, чтобы Бавкида это заметила.

— Сикон — гордый человек, — сказал он. Разговоры о кухонных ссорах помогут отвлечься. — Может, с самого начала лучше было бы попросить его внимательней относиться к расходам, чем вламываться сюда с приказами. Это его злит.

— Он раб, — повторила Бавкида. — Когда жена хозяина отдает ему распоряжение, он должен слушаться, или пожалеет.

В теории она была права, но на практике рабы, обладавшие особыми навыками или талантами — как Сикон — пользовались почти такой же свободой, как граждане. Если Бавкида этого не знала, значит, до замужества она вела беззаботную жизнь. Или её родители из тех, кто относится к рабам как к животным или говорящей мебели. Такие встречались.

— Сикон здесь уже давно, а мы до сих пор процветаем и едим не хуже тех, у кого больше серебра.

Бавкида нахмурилась сильнее:

— Дело не в этом. А в том, что, если я говорю ему, что делать, он должен исполнять.

«Так это философский диспут, вон оно что, — понял Менедем. — На моем месте вполне мог быть Соклей. Я веду философскую дискуссию с женой отца,