Александр Павлович Гром Фианэль Отважная История 2. Кровь гномов

Посвящается моему сыну Евгению.

Непростое это дело… Устраивать приключения.

Гэндальф Серый из Средиземья.

От автора

Мне не известна дальнейшая судьба Фианэль Отважной. О чём-то я могу почти наверняка догадываться, а что-то лишь предполагать, да и то в общих чертах. Есть, конечно, один верный способ точно узнать, как она и что с ней, но… Этот способ, как вы сами хорошо понимаете, предполагает новое посещение далёкого, холодного и сурового Скандинавского Континента… А мои дороги в ближайшем обозримом будущем, будут пролегать очень далеко от тех мест. Но кто знает, может быть, когда-нибудь, я ещё и загляну на огонёк, в её башню на Волчьем плато. Ну и пир мы тогда закатим!

ЧАСТЬ 1 «Ваули! Я в беде…»

Ты надел камуфляж, пристегнул свой кинжал

Ты от долгого мира, пожалуй устал,

И прислуга, провожая тебя, оторвалась от пряж

И завистливым взглядом одарил тебя паж,

Ты ушёл выполнять королевский, жестокий приказ,

Как до этого было великое множество раз.

А гласил он: — Этих двести подгорных — под нож!

И никто из богов не сказал им: — Не трожь…

— Пернатое чучело!

— Ящерица переросток!

— Смехотворное недоразумение с крыльями!

— Досадная ошибка природы!

— Небесный пакостник!

— А сам не такой?

Я сидела в логове, за своим столом, краем уха слушая обычную перебранку ворона и дракона. В моих руках было письмо от тёти Ири, доставленное гонцом несколько дней назад. Его я перечитывала, наверное, раз шесть, но ни к какому решению пока не пришла. В уже пятом послании, полученном мной со дня нашего расставания, тётя настойчиво приглашала меня к себе. А я… Всё находила какие-то убедительные отговорки. Убедительные вероятно для тёти, но не для меня самой. Нет, я действительно ужасно соскучилась за тётей Ири, однако что-то прочно удерживало меня дома. Возможно, это было предчувствие того обстоятельства, что в королевстве Баур-Даг, я для многих буду весьма нежеланной гостьей. А ощущать со всех сторон неприязнь и презрение, мне не очень хотелось. Уж слишком ещё была жива память о поездке в Солнечную долину. Хм-м, к «родственникам…» Хотя с тех пор и прошло пять, вроде бы долгих лет.

Лежавший в моих ногах волк, перевернулся на другой бок и, приоткрыв сонные глаза, неодобрительно взглянул в сторону двух болтунов-спорщиков. А словесные дуэли, Крауг со своим приятелем Фрухом, проводили по любому, иногда даже совершенно пустому поводу. И достали ими, не только одного Локи.

— Так что же делать? — в очередной раз спросила я себя, возвращаясь мыслями к злополучному письму. — Ехать или не ехать?

Понемногу я стала таки склоняться к необходимости краткого визита в Баур-Даг, но окончательное решение мне помешал принять хриплый, надрывный призыв незнакомого рога. Прозвучал он со стороны пакгауза и расположенного напротив него, подъёмного моста. А это означало одно — кто-то изволил пожаловать к нам в гости. Невольно в моей бедной головушке, возникла ассоциация с прибытием к нам эльфийского посольства во главе с магом Нандромиром, после которого мы лишились общества тёти Ири. Сиё воспоминание вряд ли можно было назвать приятным…

Заслышав тревожные звуки, волк мгновенно оказался на ногах, вздыбив на загривке густую, рыжую шерсть и глухо ворча. Фрух с Краугом в свою очередь резко прекратили спор и словно по команде, вопросительно уставились на меня.

Но так как сказать им мне пока было нечего, я молча поднялась с кресла и в сопровождении волка направилась к выходу. Излишне полагаю говорить, что предчувствия меня томили, самые скверные.

Как я и ожидала, дядюшка уже находился у моста, занимающего вертикальное положение. А по другую сторону пропасти, поддерживая друг друга, стояли два весьма измождённых гнома, в серо-зелёных дорожных плащах.

— Немедленно опусти мост, — тихо приказала я дядюшке, — это друзья.

— И я так предполагаю, — озабоченно пробормотал дядюшка, уходя в пакгауз, к каморке с механизмами. — А там кто его знает, госпожа.

Пока мост опускался горизонтально, за моей спиной возник Крауг, с любопытством уставившийся на обоих пришельцев. Его постоянный оппонент Фрух, поступил несколько по иному. Взмыв в воздух, он быстро набирал высоту, что бы потом обозреть окрестности плато, своим чрезвычайно острым взором. Ворон всегда так поступал в случаях, казавшихся ему подозрительными.

Едва настил моста соединил плато с внешним миром, как гномы прихрамывая, заспешили к нам. Перебравшись же через бездну, они остановились напротив, с явной опаской косясь на готового к нападению, ощетинившегося волка и горного дракона, способного испепелить их на месте, струёй всёпожирающего, страшного пламени. На меня они смотрели как на единственную преграду, удерживающую эту жуткую парочку от стремительной атаки.

— Кто вы, уважаемые гномы? — обратилась я к ним вежливым, однако вместе с тем, твёрдым тоном. — И с какой целью пожаловали в мои владенья?

— Мы… — одновременно начали оба подгорных жителя, но тут же внезапно запнулись и умолкли. Наступившую неловкую паузу первым нарушил тот гном, что был повыше ростом. Попытавшись поклониться и едва при этом не упав, он представился: — Я Морин Лунный Свет, сын Торина Эдельвейса.

— А я Дорин Барабан, сын Балина Скитальца, — назвал себя второй, а потом непонятно для чего добавил: — Мы, э-э, двоюродные братья. Вот!

— И мы к тебе с посланием, пресветлая госпожа Фианэль, — сменяя родича, вдруг торопливо выпалил Морин, протягивая мне небольшой футляр из чёрной кожи.

Я приняла его с внезапно ёкнувшим сердцем, сняла с торца плотно сидящий колпачок и извлекла изнутри свиток жёлтой бумаги. Развернула я оный, спокойно и деловито. Но это было на показ, дабы не уронить достоинство ярлинки. Едва начав читать текст, я сразу, с первого слова, уразумела, что его написал Даин Ястреб, ибо только он называл меня ваули, то есть ласточка… И вот что скрывали за собой, грубоватые закарлючки гномьих рун:

Ваули! Я в беде… Более того, весь мой Клан Меча в беде. Предыстория же сего горестного события такова. Произошло столкновение членов нашего Клана с эльфами Солнечной Долины. Убитые имелись с обеих сторон. Но остроухих оказалось ощутимо больше. И потому, король светлых — Бадиар, придя в неописуемую ярость, потребовал от нашего царя