хорошо поискать — найдется. Билетов в «Современник» не достать. Джинсов с колокольчиками в продаже нет. А тут еще «Спартак» огорчил, кубок прошлепал… Нет, Аркашка, у меня очень даже много поводов для протеста.
Я плюнул, и уже хотел идти домой, как он завопил:
— Ай, погоди, не уходи! Посмотрим еще один журнальчик!
— Небось, конца прошлого века? Спасибо.
— Этого месяца, — ухмыльнулся Антон, — я его нашел в урне возле гостиницы «Националь».
В этом журнале его поразила дева с огромными, как желуди, зубами, и ногами, похожими на две кочерги. Возле девы стоял павлин, который растаращил свой хвост на всю страницу.
— «Самая оригинальная женщина года», — прочитал Антон. — Стенографистка Лиз Смит в знак протеста против классической музыки купила в рассрочку павлина и выучила его кричать «Долой Баха и Бетхо!» И полиция ничего не может сделать: ведь кричит не Лиз, а павлин. А он за свои поступки не отвечает.
— Вот и прекрасно. Купи и ты павлина и выучи его чему-нибудь. Вот толпа соберется!
— А где мне взять такую птицу, — забормотал Антон, — чтоб распустивши пышно хвост…
— Вместо павлина сойдет индюк, — предложил я, — будет не так эксцентрично. К тому же дешевле.
Через три дня раздался телефонный звонок:
— Приходи. Нашел, — и Антошка повесил трубку.
Он сидел в дворовом скверике и притворялся, будто читает книгу на испанском языке. Левая лодыжка у него была забинтована. В самом дальнем углу скверика, привязанные за ноги к кусту сирени, гуляли индюк и индюшка, серые в крапинку. Вокруг них стояла ватага ребятишек: они кормили птиц печеньем, а те кричали на разные голоса.
— Цюк-цюк-цюк! — жалобно говорила индюшка.
— Блы-блы-блы! — солидно отвечал индюк. — Блы!
— Твои? — спросил я.
— Мои, — застенчиво признался Антон.
— А почему так далеко привязал? Еще украдут.
Он с тоской поглядел на забинтованную ногу.
— Кто их украдет, гадов. А клювы у них, подлых, как шилья.
— Цюк-цюк-цюк! — обиделась индюшка.
— Блы-блы! — утешил ее индюк.
— А ну, старичок, пошли домой, — предложил я. — Там поговорим.
Антон встал, вытащил из под себя мешок, отвязал птиц и ловко увертываясь от клювов, засунул в мешок. Понесли мы эту ношу вместе.
— Потом надо будет вернуться, убрать за этими гадами, — вслух подумал Антон. — А то еще оштрафуют. Как вчера.
— Цюк-цюк! — горестно застонала индюшка.
— Я вот тебе дам «цюк-цюк!» — Антон хватил по мешку кулаком. — У, п-подлая. Всю душу вымотала.
Свалив мешок не развязывая на балконе, Антон рассказал историю своего приобретения. Купил он индюков в деревне Барановке у сектанта. Кивая сентиментально носом, сектант уговорил Антошку взять обоих, ибо разлучать супругов противно природе. Цену он заломил — Антошка влез в долги.
Но это было только начало. Первый раз Антона оштрафовали еще в поезде, за антисанитарию. Потом — на улице. Затем начались утренние скандалы: соседи были крайне недовольны цюканьем и блыканьем, которыми индюки встречали свет зари.
Мне стало его жалко. Все-таки друг, хоть и дурень.
— Есть выход, старикашка! — бодро воскликнул я. — У нас под Серпуховом живет знакомая тетка. Пеламидина. Агафия.
— Только если ей платить за содержание — не выйдет, — предупредил Антон. — Денег у меня — ни шиша. Все на них потратил.
— Блы-блы! — подтвердил индюк. — Пф-ф! Ф-ффы!
— Сейчас драться начнут! — ужаснулся Антон. — Он перед дракой всегда так фыркает.
— Пижон ты, старик! — сказал я. — Давай еще мешок, мы их рассадим.
…На другой день мы уже сидели у тетки Пеламидиной и ели вишни. Она с явно фальшивым неудовольствием согласилась принять Антошкиных питомцев.
— Уж такой у меня клятый характер, — сокрушалась она, — ну, никак не могу добрым людям отказать…
В пятницу Антон явился ко мне неузнаваемый. Никаких амулетов — ни на ногах, ни на шее. Чистенький, наглаженный, пахнущий одеколоном «Пальма». Но я вроде бы этого не заметил.
— Старикашка! — воскликнул я, радостно тыча ему под нос газету, — интереснейшая статья о хатха-йогах! У них появилось новое течение: ловят рыбу в реке прямо зубами. Вот дают мужики йоги! Как тебе это? Одобряешь? Если да — начинай пока не поздно. А то и у нас разведутся эти рыбохваты, и тебя на их фоне никто не заметит.
— Ладно тебе, — мирно заметил Антон. — Давай завтра на рыбалку.
— Зубами будем ловить? — осведомился я. — Да, старичок, чуть не забыл. Тетка Пеламидина просила забрать индюков. Говорит, что очень дорого стоит кормежка. Оказывается, их, паршивцев, нужно гурьевской кашей кормить. И грецкими орехами. Что же ты ее не предупредил?
Антон как-то сразу увял и схватился за воротник. Я немножко испугался, что у него будет шок, и сыграл отбой:
— Да я пошутил, Антуан. Я ее и не видел, тетку-то. Успокойся. Пойдем кашу варить для рыбалки.
И Антон понемножку отошел. Даже улыбнулся.
…Я не знаю почему, но синдром исключительности у него исчез начисто. Будто и не бывало. Вот только при упоминании об индюках он вздрагивает. Но, думаю, и это пройдет. Собственно, бояться ему нечего! Ведь индюшачье мясо стоит дороже любого другого. А тетка Пеламидина — особа весьма практичная.
…Я не знаю почему, но синдром исключительности у него исчез начисто. Будто и не бывало. Вот только при упоминании об индюках он вздрагивает. Но, думаю, и это пройдет. Собственно, бояться ему нечего! Ведь индюшачье мясо стоит дороже любого другого. А тетка Пеламидина — особа весьма практичная.
