чиста, и в солнечный день можно наблюдать косяки рыб, игриво проносящиеся над песчаным дном. Озеро надежно сокрыто в окружении могучих деревьев, которые по осени в пронзительной тишине роняют на водную гладь свои широкие листья, а где-то на горизонте, возможно, вздымаются величественные горы. А еще там, недалеко от берега и простого деревянного причала с маленькой лодочкой, под раскидистой кроной старого дуба прячется сложенный из бревен домик, и зимой, когда все вокруг покрыто пушистым снежным одеялом, и ты возвращаешься от проруби по льду озера, набрав ведро студеной воды, дом, сам уже похожий на огромный сугроб в этом лесу, встречает тебя теплым и уютным светом своих окошек.

   Он бы мог там жить. В тишине, вдали от всего. И чтобы они были с ним. Но это всего лишь то, что однажды ему приснилось.

   В прошлом году, весной, аккурат восьмого марта, с ним приключился несчастный случай. Не то чтобы очень серьезный. Всего лишь сломал правую ногу. Закрытый перелом со смещением. В тот день собирались по-семейному, дома. Готовили праздничный стол. Вдвоем с тестем готовились поздравлять своих милых дам. Тяпнули по маленькой коньячку, пока эти самые дамы- ага, в свой праздник- занимались на кухне.

   Выяснилось, что мало хлеба. Пресловутый хлеб, как в том анекдоте. И кому за ним идти, как ты думаешь? Он и пошел.

   Именно в тот день неожиданно подморозило после хорошей оттепели, и, по случаю праздника, далеко не везде тротуары оказались посыпаны. И надо же было ему так нелепо поскользнуться! Стопа подвернулась внутрь, и он сел на нее всем весом, отчетливо, действительно, мать его, отчетливо услышав хруст. Сразу вскочил, пробежал несколько метров и остановился, начиная понимать, что нога его больше не держит. Боль оказалась просто ошеломительной, вряд ли он до этого испытывал такую. Он медленно сел прямо на предательски скользкий тротуар, осторожно вытянул перед собой ногу, которая отзывалась острыми вспышками боли на малейшее движение. Никогда ничего не ломал и не знал, каково это, но теперь не возникло никаких сомнений- именно перелом, чтоб его.

   -Ну дела,- прошептал он. Начал шариться в карманах куртки. На секунду пронзил ужас: не оставил ли дома телефон. Нет, нашел. Набрал номер.- Танечка, тут у меня... да подожди ты, какой хлеб? Я не забыл. Я ногу сломал. Ногу сломал, говорю. Да, блин, уверен!.. А я недалеко...

   Он сидит и ждет; прохожих мало, а те, что есть, проходят себе мимо. Через несколько минут появляется его жена вместе с тестем. Теща осталась дома с Аней- младшей.

   -Ничего себе сходил за хлебушком?- говорит тесть.

   -Да уж,- отзывается он с бледной улыбкой.

   -Только ты так мог!- Его жена бледная, она почти кричит.

   -Цыц, девка!- Тесть склоняется над ним- Сильно хреново?

   -Так, побаливает.

   -Я испугалась же! Валера, как же так! Папа, надо его в больницу!

   -Так вызывай! Стоит, кудахтает.

   -Таня, не переживай, я в порядке. Нехорошо, конечно, получилось...

   Через какое-то время они втроем находятся в приемном покое, и дежурный травматолог оказывается веселым и достаточно опытным врачем.

   -Опачки!- встречает он их неожиданно радушно.- Что-то рановато сегодня!

   -Да мы как-то не собирались...

   -Все так говорят. Ладно, давайте посмотрим, что у нас.

   В какой-то момент хирург отзывает его жену в сторонку, и только позже, уже по пути домой, она расскажет, что он ей сообщил: "Я попробую вправить, но если не получится, повезем на операцию".

   Валерия усаживают на кушетку, врач начинает накладывать гипс. Выглядит он при этом уверенно, деловито, чуть ли не напевает. Валерий поневоле успокаивается, даже боль как будто отступает, хотя врач не особо церемонится, и его прикосновения к ноге не то чтобы нежные.

   -Помоги-ка мне,- будничным тоном говорит он.- Подержи-ка. Вот здесь, за края.

   Валерий послушно хватается за края лангеты.

   -Да что ты, крепче держи. Держишь? Крепко?

   -Ага.

   Врач мнет гипс на его ноге и вдруг резко дергает лодыжку в сторону. Валерий слепнет от дикой боли, бьется затылком о стену.

   -Очень хорошо,- произносит врач и быстренько заканчивает с гипсом.- На снимок, живо!

   Валерия снова везут на флюорографию, он бледный, весь в поту, а в коридоре его тесть усмехается:

   -Ну и видок у тебя, а?

   Татьяна держит сжатые кулачки перед грудью, и столько в ней боли и тревоги, что хочется ее обнять, успокоить.

   -Все хорошо,- говорит он.

   Обходится без операции, без всех этих страшных спиц и растяжек. Хирург просто молодец.

   Вскоре они едут домой. Тесть говорит что-то о костылях, с которыми придется сдружиться на месяц или на два, вспоминает, как в молодости, еще до армии, сам лежал в больнице весь переломанный, рассказывает эту историю, которую все, кроме водителя такси, уже неоднократно слышали. Ничего, мол, обошлось. И когда Танька родилась, он ее с роддома уже на своих ногах встречал. А потом даже в армию сходил, правда, не в свой призыв. Валерий чувствует неожиданное спокойствие- страшное уже позади, и теперь приходит облегчение. Татьяна прижимается к нему сбоку, молчит, только вздыхает изредка.

   -Заедем за хлебом?- спрашивает он.

   Тесть начинает хохотать, весьма удивляя водителя.

   Наконец они оказываются дома, и дочь выбегает из дальней комнаты и бросается к нему, вся зареванная.

   -Анечка,- удивляется он,- ты же у меня уже большая девочка. Ну что ты?

   Теща смотрит на него немного виновато.

   -Никак не могла успокоить. Я же говорила, Младшая, с папой все в порядке. Ты же сама по телефону разговаривала,- она качает головой.- Поди нас, женщин, пойми.

   -Простите, что праздник испортил.

   -Вот еще, испортил! Я такой стол