Литвек - электронная библиотека >> Роман Седов >> Фэнтези: прочее >> Про Змея Горыныча (СИ) >> страница 2
ненароком в узелок завяжешься?

— Прекрати! — крикнул Линь, — Думаешь, твои издёвки смогут сломить мой дух? Так ты пытаешься избежать наказания за все свои злобные деяния? Я сокрушу тебя во имя добра!

Горыныч захлопал в ладоши.

— Какая речь, браво! — восторженно воскликнул он, — У тебя талант!

— Серьёзно? — загорелся Линь, — Я думал, никто не замечает.

— Да как же! Ты только глянь, — Горыныч зацокал языком, — Какая фактура! Восторг, право!

— Спасибо, — Линь смущённо прикрыл глаза, — Когда я был маленьким, я играл в театре, думал вырасту, буду выступать на фестивалях… Ааа! Издеваешься?

— Да, — Горыныч захохотал, — Говоришь ты быстрее, чем соображаешь.

Дракон насупился.

— У меня хотя бы была мечта, — буркнул он, — А ты всю свою жизнь только и делал, что творил злодеяния.

— Ага, — радостно подтвердил Горыныч.

— Неужели не надоело? Неужели это всё, на что ты способен?

Горыныч задумался и почесал ухо средней головы.

— Нет, не надоело, — он помотал головой, — Как могут надоесть клоуны, которые приходят и грозят неминуемой смертью.

Линь встал на дыбы.

— Клоуны? — спросил он и его глаза загорелись огнём.

Дракон выгнулся, поднял голову в небо и злобно зашипел.

— Это всё? — уточнил Горыныч.

Все три его головы напряглись и выдохнули по струе пламени.

Линь дрожал.

— Может домой полетишь? — ласково спросил его Горыныч, — Солнце уже садится, а в темноте мало ли что может случиться.

— Пожалуй, — согласился Линь.

— Заходи, как время будет, — Змей лениво ковырял в зубах головы справа, — Расскажешь мне ещё о своём театре.

— Может быть, — уклончиво ответил Линь, — Я пойду?

— Пойди.

Горыныч провожал Великого Китайского Дракона Линя взглядом и хохотал:

— Всё-таки правда — на Великого Червя похож.

Клевета

— А чего я-то сразу? — возмутилась средняя голова Змея Горыныча.

— Вы находитесь в центре, — строго ответила Судья, — А следовательно, самая главная.

— Прекрасная логика, — фыркнула средняя голова, — Ни слова больше не скажу.

— Вот и замечательно, — согласилась Судья, — Сторона обвинения может продолжать.

Илья Муромец откашлялся и продолжил зачитывать текст с листа:

— На чём я остановился? А! Так, значит, трали-вали, такого-то месяца… Вот. Напал на деревню, унёс две коровы и одну утку.

— Протестую, — проворчала средняя голова Змея Горыныча.

— Против чего? — спросила Судья.

— Вообще против всего. Но именно сейчас — против утки. Зачем бы мне было нужно уносить утку? Она мелкая, там есть-то нечего.

— То есть, вы подтверждаете, что унесли двух коров? — уточнила Судья.

— Нет, — буркнула голова и замолчала.

— Продолжайте, — обратилась Судья к Илье Муромцу.

Тот кивнул и продолжил:

— Далее. Самым жестоким образом разделался с отрядом конницы — половину сжёг дотла, половину сожрал.

По залу суда прошла волна возмущённых выкриков.

— Самооборона! — воскликнула средняя голова Горыныча, — Я их к себе не звал, сидел в пещере, кушал кор… цветную капусту, читал стихи. А тут эти, с копьями, понабежали, кричат, убить грозятся.

— Что ж вы Дружинников не вызвали? — спросила Судья.

— Времени не было. Пока птица бы долетела — от меня бы один хвост остался.

— Понятно, — Судья что-то записала и подняла глаза на Илью.

— Продолжайте.

— Через два месяца после описанных событий, подозреваемый, известный всем, как Змей Горыныч, совершил ряд хищений. А именно: Прекрасные Царевны — 4шт. Принцессы — 3шт. Богатыри — 2шт. Бочка с квашеной капустой — 1шт. Требовал выкуп, угрожая сожрать.

— Капусту? — уточнила Судья.

— Царевен и Принцесс, — ответил Илья, — Полагаю, что капусту тоже.

— Домыслы, — вяло возмутилась средняя голова.

Судья кивнула и принялась что-то писать на бумаге. Закончив, она отложила перо и объявила:

— Теперь выслушаем сторону защиты.

В зале начали переглядываться в поисках защитника Змея Горыныча.

— Сторона защиты в зале? — громко спросила Судья.

— А? — сонный Баюн свалился со скамьи, — В зале сторона, да.

Он отряхнулся и вышел в центр зала.

— Вы что, спали? — грозно поинтересовалась Судья.

— Никак нет, — ответил Баюн, — Изволил работать с бумагами — шрифт мелкий, жуть! Увлёкся.

— Что вы можете сказать по поводу зачитанных обвинений?

— Невиновен! — решительно воскликнул Баюн, — Наговоры и напраслина.

— Подтверждаю, — подала голос средняя голова Горыныча.

— Какие у вас доказательства невиновности? — спросила Судья.

— Элементарные, — Баюн заложил лапы за спину и зашагал по кругу, — Свидетели, так называемых преступлений есть? Нет. Всё, дело закрыто.

— А где свидетели? — Судья обратилась к Илье Муромцу.

— Так сожрал же он их, Ваша Честь! — возмутился Муромец, — Никого, ирод, не оставил.

— А где свидетели того, что он сожрал всех свидетелей? — накинулся на него Баюн, — Я вас всех засужу за клевету на моего подзащитного!

В зале повисла тишина.

— Так чего мы тогда тут собрались? — задумчиво произнесла Судья.

— Я задаю себе точно такой же вопрос, Ваша Честь, — ответил Баюн.

Судья вздохнула и объявила:

— Ввиду отсутствия свидетелей преступлений, подозреваемый может быть свободен.

Недопонимание

— Доброе утро! — поздоровался Змей Горыныч.

— Ась?

— Доброе утро!!!

— Чего так орёшь? — Леший погрозил кулаком, — Я тебя и так хорошо слышу, чай, не глухой. Не видал я его.

— Кого не видал? — не понял Горыныч.

— О ком спрашивал, того и не видал, — проворчал Леший, — Чего в такую рань крыльями машешь-то?

— За бабочками лечу, — ответил Змей, — Пока сонные проще поймать.

— Ну, удачи, — Леший неодобрительно зыркнул на Дракона и зашагал в лес.

Через какое-то время Леший вышел к избушке Бабы-Яги.

— Здравствуй, старая, — поклонился он, — Жива здорова?

— Ох, если бы! — запричитала Яга, — Кости ломит, зубы выпадают, волос и тех не осталось. Ты по делу, аль так, языки почесать?

— Спасибо, я уже завтракал, — ответил Леший, — Видел сейчас Горыныча по пути к тебе. Совсем уж озверел — в соседнее село полетел, за бабушками!

— Бабушками? — переспросила Яга, — А зачем они ему?

— Ась?

— Зачем они ему?! — проорала Баба-Яга.

— Не горлань так, — попросил Леший, — Знамо зачем — жрать их будет, аль в жертву принесёт. Каждый день ведь летает, окаянный.

— Что